идти в степь проверять силки на перепелов. Не зверя боялся Звяга, а боялся человека. Нет страшнее зверей, чем люди, которые прятались теперь в лесах и в высоких травах киевских степей. Были просто разбойного нрава детушки, которым это от роду прописано, но бежали в леса также и пленники, бежали битые княжескими мытарями чумазые пахари-мужики. Избы ветхие оставляли и также примыкали к разбойному люду. А еще были такие, что прослышали про нового бога, который должен был на Русь с небес спуститься и будто бы звали того бога – Езус. Всех главнее этот бог. И все идолы деревянные вроде бы оживут по пришествии Езуса, поклонятся ему и навсегда уйдут с Русской Земли. Не все хотели этого бога и, захватив все, что напоминало о любимых языческих покровителях, так же уходили в леса и степи, и так же, в конце концов, вливались в разбойный народ. Поговаривали в тех лесах, что будто бы этот Езус долго мучился, прикованный на кресте, а теперь в отместку за свои страдания заставит всех тварей живых непременно страдать и страдания эти терпеть. А куда уж и без того терпеть бедному русскому человеку!
Нет. Не пойдет. Не пойдет этой ночью Звяга проверять силки на перепелов. Наверняка те силки уже увидели бездомные горемыки. Затаились неподалеку от силков и теперь ждут не дождутся хозяина, чтобы, незаметно подкравшись сзади, огреть дубиной или рубануть топором. Их тоже можно понять. С перепела какой навар? Только мяса чуток. А со Звяги и мясо, и льняная рубаха, и пояс, но самое главное – кожаные сапожки, которые однажды подарил ему княжеский тиун. Быстро стаптывается обувка у тех, кто проводит жизнь в дебрях, вот оттого ценность таких сапожек куда выше ценности человеческой жизни.
Звяга, смирившись с тем, что ночь придется провести в голоде, продолжал любоваться своей работой. С левого бока подходил – здорово! С правого бока подходил – хорошо! Потом лучину переставлял для разного освещения и опять радовался за себя и за свои мастеровые руки. Даже про голод забывал, когда пристально смотрел на рамочку-скуфеть. Однако после того, как уже налюбовался вдоволь, начали посещать мастера тревожные мысли. А что, если кто-то, помимо княжеских людей, к этому времени прознал, что Звяга готовит именно скуфеть, а? Конечно, уже знает кто-нибудь. Люди молчат, но все видят. Видели, наверняка, как буковые бревнышки подвозились к его избе. Видели, как Тороп (так звали княжеского тиуна) сам неоднократно наведывался в деревню, но заходил только к Звяге. А ведь не будет такой человек как Тороп, ложки, черпаки и прочую ерунду заказывать. Наверняка уже догадались соседи, что на этот раз мастер режет что-то важное. А поскольку в последние дни много людей в леса сбежало, то слух про тайный торопов заказ как пить дать до разбойного уха дошел. А те только и ждут случая. Много чем уже разжились разбойные предводители: и конями, и секирами, и железными шлемами… Не было только у них скуфети, чтобы собрать всю голытьбу в единую грозную силу и повести за собой.
И вот сейчас, осознав, что теперь в доме у него находится величайшая ценность, а сам он при этом
