Ну-ка, геть! Песмарийским говори, державным!
– Да я его толком не знаю, – рассмеялся Дмитрий. – Я ж русский. И ты русский. На кой нам между собой на чудом языке разговаривать? Не на работе же, и не в управе.
– Партия хранителей державности, сынку… – и тут не удержался отец. Тьфу, сынку. Ранку, манку, спозаранку. Что за дурацкое слово, оно только у Гоголя было к месту. – Это сейчас билет к власти. Михал дело говорит, наши пришли, Кабур порядок наведёт!
– Да пусть наводит, я-то при чём? – удивился сын. – Может, и правда, воровать меньше будут. И взятку за поступление в первый класс снизят. Пару тысяч срибников я потяну, но не больше.
– Моя внучка будет учиться в государственной школе! – с необъяснимым для вечно нищего отца пафосом, заявил Василий Иванович. Обернулся к иконе, висевшей в углу кухни, и перекрестился. Размашисто и напоказ. – Никаких русских!
Дмитрий вздохнул. Обсуждать, по большому счёту, было нечего – но отец же… Не пошлёшь подальше.
– Бать… Светочка пойдёт в русскую школу. И даст Бог денег потом, в институт лучше не у нас. У Восточного соседа и рейтинги вузов посильнее, и преподаватели. Там хоть какие-то перспективы и потом, даже не спорь.
Отец покраснел, привстал из-за стола и заорал на Дмитрия. Непривычно, зло, даже в детстве никогда так не отчитывал:
– Вон из моей хаты! Вон!!! Тоби пороли мало, придурка, батю не слухаешь! Посадят, я тебе передачки носить не буду! Мы граждане великой державы, Песмарицы, а не какие-то сраные… эти.
На этом запал у отца кончился, Василий Иванович тяжело вздохнул и рухнул на скрипнувшую табуретку. Дмитрий вскочил – но не затем, чтобы убегать куда послали – за лекарствами. Сердечник же отец, ему лишний раз волноваться вредно. Стакан под кран – опять вода жёлтая, вот, уроды. Подвесной шкафчик, так… Ну ладно, хоть корвалол. Накапал и сунул отцу, напряжённому, красному, дышащему хрипло, словно бегом на десятый этаж поднялся.
А сам отошёл к окну. Не время ругаться, хотя сам тоже расстроился.
Внизу лежал город. Обычный, по большей части советской застройки – только карандаши бизнес-центров на северо-западе новые, да «долина нищих» – жилищный комплекс «Хорив», где за отцову, например, квартиру можно купить пару ступенек на входе. Горы подковой, освещенные солнцем, узкий росчерк Шыроки, реки, на которой стояло Кавино. Покой и доброта, особенно когда сверху смотришь.
– Михал дело говорит… – проскрипел сзади отец. Вот неуёмный же старикан.
– Михаил его зовут, батя. Михаил Иванович Разин. И он такой же чистокровный русак, как и мы с тобой. Как вон… Президент Восточного соседа. И как ещё сто миллионов русских.
Отец откашлялся и сплюнул. То ли от болезни, то ли от слов сына.
– Не буду я ни в какие хранители сраной державности вступать, и думать забудь! И дядьке передай – я в ваши игры не играю. Работать надо. Девчонку в школу пристроить. Ремонт вон назрел, да и у тебя обои освежить.
