в несколько слоёв, капитан Глеб разостлал еловые ветки между длинным костром и подошвой старого пня. Ветер и снег к ночи уже закончились, мелкие искорки выскакивали из огня прямо вверх, неназойливый дым тоже тянулся туда же, не особо расползаясь по сторонам.
– Ты ближе к огню, я – к твоей спине.
Немного поёрзав на жёстком лежаке, Сашка пробормотал из-под нахлобученного капюшона:
– Поесть бы сейчас… Картошечки жареной…
По голосу было слышно, что он улыбается. И капитан Глеб усмехнулся. Ему всегда становилось радостно, когда сын шутил так похоже на него.
– Я не усну.
– А ты и не спи, думай.
Лежать спина к спине было, конечно, тепло, но некоторые проклятые ветки всё-таки давили под рёбра. Они то вместе, то по очереди ворочались, пытаясь отыскать каждый себе удобное положение, но уюта для них в эту ночь быть просто не могло. Глеб не закрывал глаза, рассматривая в отсветах близкого костра сухую землю на пне и близкое переплетение различных корешков. Минут через пять он еле сдержал смех, когда Сашка в очередной раз, но как-то уж очень слабо и истомлено, шевельнулся во сне и тут же сладко засопел.
«Кто-то хотел сильно огорчить меня? Абсурд! В этом городе не осталось людей, питающих ко мне столь сильных чувств. Свалить вину за убийство на моего сына? Вероятно. Затеяно всё красиво, исполнено тоже…. И наш нож. Украли его у Сашки ещё осенью, а использовали только сейчас, в декабре. Убийца отличается если не мудростью, то хотя бы завидным терпением. Впрочем… Ведь затею с нашей экспедицией я придумал буквально за секунды, а это значит, что и тот человек должен иметь хорошую жизненную реакцию. Утром нужно спросить, кто точно был тогда с ними летом на островах, когда нож пропал…».
Потихоньку отодвигаясь в сторону, Глеб приподнялся. Почувствовав шевеление, Сашка дёрнулся, но нарушать своё приятное сонное положение не стал.
– …Ты куда это опять собрался?
– Не волнуйся – здесь, рядом. Спи, я немного займусь костром, потом толкну тебя, сменишь.
– А.., тогда ладно.
Под редкими вздохами ночного ветра угольки в торцах прогоревших головешек на мгновенье вспыхивали и мерцали, как зловещие красные глаза.
Отойдя на шаг от огня, капитан Глеб потянулся, покрутил головой, разминая затёкшую шею. Ещё раз снял куртку, отстегнул тёплую подстежку и укрыл ей ноги сына.
Лица его Глебу не было видно; капюшон, надвинутая шапка и плотная ночная тень надёжно берегли ото всех мирный сон измученного переживаниями юного человека. Стараясь не наступать на ломкие ветки, Глеб понемногу собрал их все вокруг костра, подбросил по очереди в медленный огонь. Длинные палки, перегоревшие уже к тому времени посередине, он тщательно, стараясь не шуметь, передвинул ближе к центру костра.
Постоянный ветер в их логове так и не появлялся, поэтому огонь, притихший без внимания на остатках старых дров, после каждого вмешательства Глеба немного приходил в себя, с тихим шелестом набрасывался на обсохшие до подходящей готовности осиновые обломки, и вновь с силой взмывал вверх, унося белые хлопья
