style="font-size:15px;"> Глагол «срать» в полку был наделён двойным смыслом. Первый смысл – обще и везде принятый, использовался редко и был менее приоритетным, чем второй смысл. А второй смысл был важным, нужным, использовался постоянно в значении «уснуть, в то время, когда спать не должен». Т.е., если на занятии, на смене или на тумбочке, кто-то начинал погружаться в сон, то выходил из этой приятной фазы, обычно по окрику: «Боец, не срать!» или «Серешь?!» Почему именно это слово, а не другое? Потому что, если уснуть на смене, то можно было пропустить (просрать) самолёт. Ну вот в принципе и всё про сленг. Были и другие, менее значительные слова и выражения, но эти, наверно, были самыми важными в службе. Нужно было шамшить и не срать. Если с шамшить более-менее получалось, то не срать (не спать) часто не получалось. Просерали засечки, кодограммы, сигналы и даже целые самолёты. Нет, большая часть летящей в эфире морзянки, находила своих адресатов. Большая, но не вся. А ещё у нас были головные телефоны. Это на гражданке наушники. Там же наручники, напальчники, наножники, нажопники и прочие на-. А у радистов – головные телефоны.
Как интересно работает человеческий мозг. Я пожалел (делал это не сильно, но часто почти полтора года), что попал в армию, но ни разу не пожалел, что пошёл. С первых дней службы, мои одногодки (это те, которые с одного призыва, вне зависимости от возраста), каждый по-своему, пристально вглядывались в бесконечно далёкий день демобилизации. Кто-то считал дни, кто-то часы. Один даже считал секунды. Наиболее извращённые переводили срок в кружки и литры компотов, чая, кофе, килограммы масла, метры селёдки… Я даже не пытался считать ни в какой системе измерений, ни в компотной, ни в селёдочной. Я знал, что, когда ни будь это закончится. Когда ни будь, но очень нескоро. Вообще, всё заканчивается, и я с возрастом понял, что чем позже «это всё» закончится, тем лучше. Как говорят китайцы «Главная хитрость жизни заключается в том, что нужно умереть молодым, но как можно позже».
А пока армия продолжалась, нас приучали (натаскивали) на принятые в полку правила и порядки. В туалете курить было запрещено, а в курилке нельзя было гадить. С курилкой понятно и все это поддерживали, а в туалете то почему нельзя?! «Потому что!» Такой ответ устроил всех и сразу. Со столь сильной аргументацией не поспоришь. Да мы и не спорили, потому что не спорить нас научили раньше, почти сразу. И курить можно было только в курилке. И руки в карманах штанов держать тоже было нельзя.
Днём поштучно выходить не разрешалось, только в объявленный сержантом перерыв. Перерыв тоже был регламентирован – не более пяти минут. Курящие, которых было подавляющее большинство, делились на две группы. Первая группа бежала в курилку и начинала курить, вторая группа неслась, аки северные олени, в туалет, который располагался метрах в восьмидесяти от курилки. Минуты через две, «северные олени» из туалета неслись в курилку. Курильщики, вытянув руки с сигаретами, выкуренными наполовину, ждали. Бычки передавались наподобие эстафетной палочки.
