Так что шунт, как он и предполагал, скорее был знаком, что здесь расположена мастерская, чем действительно использовался. Ну да ладно, невелика была работа. Так что еды у них хватало. К тому же, как оказалось, мастерская стала настоящим университетом по изучению людей. Хотя нет – началось это еще в ночлежке мамаши Джонс. Именно там Убогий впервые научился различать тончайшие оттенки настроений по таким, казалось бы, далеким от этой тонкой материи признакам, как топот башмаков Фуга Стамески, сопение Грязного Буча или то, как мамаша Джонс вытирает замызганным фартуком пухлые мозолистые ладони, что позволяло ему не только вычислять их возможную реакцию на его появление, но и безошибочно угадывать момент, когда можно урвать лишний кусок и получить за это не слишком крутую затрещину. Здесь же университет только продолжался. Какие только невероятные истории ему не приходилось выслушивать, пока клиенты сидели на колченогой табуретке, ожидая, когда Убогий закончит разбираться с их рухлядью. Что только не пытались ему наплести, чтобы заставить скинуть цену. Среди обитателей Первой штольни встречались выходцы с доброй полусотни миров, и вся эта яркая смесь культур, манер, привычек, моральных норм и жизненных историй каждый день проходила перед ним, поворачивась то одним, то другим боком. Он узнал, что кайтанцев лучше не обманывать, а тренцы никогда не говорят правды. Регуланцы – мастера поторговаться, а таирцы хитры как черти. К тому же он вдруг с удивлением осознал, что может с упехом использовать это знание. Для того чтобы добиться своего, не требовалось даже прилагать каких-то особых усилий – достаточно было вовремя хмыкнуть или поддакнуть, а то и просто бросить вскользь, что вот-де Крутой Болт был бы не против, и все оказывалось, как он того хотел. Это открытие его просто поразило. На него временами накатывало смутное ощущение, что раньше ему уже доводилось руководить подчиненными и подчиняться вышестоящим. Но сейчас, к его удивлению, получалось, что он может управлять людьми, которые и не находятся у него в подчинении. Из-за мыслей об этом он вот уже несколько дней не сразу засыпал, долго ворочаясь с боку на бок под ворчание стариков. Ему не давало покоя настойчивое ощущение, что именно отсутствие этого умения и повергло его когда-то в то состояние, в котором он сейчас находился. Но пока он был еще в самом начале пути по овладению этим умением. К тому же, если его что-то выбивало из колеи, как, например, банка тушенки, все его умение исчезало напрочь.
Убогий откинул заднюю панель и отшатнулся: из внутренностей обогревателя вылетело целое облако пыли и трухи.
– Где он у тебя стоял, хозяйка?
– Не твое дело, – прикрикнула она. – Ты давай чини. А то ничего не получишь!
Убогий вздохнул. Ему совсем не нравился такой оборот дела. Что-то эта помесь слонихи с носорогом слишком много себе позволяет. Ее следовало приструнить, а то как бы по штольне не пошли гулять слухи, что его можно запугать. Он с треском вогнал на место только что снятую крышку и, распрямившись, повернулся к клиентке: