style="font-size:15px;"> – Гха – хсамыйх гхлахныйх.
Герцог Эгмонтер еще раз украдкой окинул взглядом пещеру. Если это, конечно, можно было назвать пещерой. Расщелина, заполненная всяким скальным мусором величиной от булыжников в пару его кулаков до глыб, которые высотой превосходили стену Парвуса, вот что это было. Никакого намека на ложе или место, где эта древняя замшелая глыба принимала пищу. Если она, конечно, еще хоть что-то ела. И когда-нибудь спала… Глыба молча ждала ответа. Впрочем, ей-то что, для нее, наверное, вообще не существует такого понятия, как минута, а может, даже и час.
– Я… хотел бы пройти Посвящение.
Произнести это было нелегко. Несмотря на все прежние решения и поступки. Но он смог. Произнес. И теперь путь назад был отрезан.
Глыба некоторое время сидела молча, так что Эгмонтер даже начал опасаться, что она уснула… или окончательно окаменела. Но затем чудовищная пасть снова разверзлась, и оттуда прозвучало:
– Гхалц.
– Что? – не понял герцог.
– Гхай гхне гхвой гхалц.
Герцог мгновение недоуменно пялился на глыбу, а затем до него внезапно дошло.
– Палец? Мой палец?!
– Гха.
– Но… зачем?
– Гхесть.
Герцога передернуло. Это хочет сожрать его палец!
– Но… я не понимаю, я же принес вам великую реликвию вашего народа и… рассказал о том, кто все это время хранил ее у себя. Так что вы теперь можете исполнить свой древний закон и…
– Гхалц.
Герцог недоуменно покосился через плечо на провал, через который он проник в… ладно, будем считать это пещерой.
– Гхалц гхли гхади.
Уходить? После всего, что он перенес? После того как скормил этим тварям половину своего отряда? Ну уж нет! Герцог решительным жестом выхватил кинжал и огляделся в поисках подходящего обломка, способного послужить разделочной доской. Но тут из глотки глыбы вновь раздались слова.
– Гхне гхетм.
Герцог недоуменно воззрился на… Темные боги, это никак не было возможно обозначить привычным словом «собеседник».
– Но чем?
– Гхоложих гсюдах.
– Сюда?
– Гхв гхменях. Гсамх гхадгхрыху.
Герцог содрогнулся. это собирается лично отгрызть у него его собственный палец. Он медленно убрал кинжал, затем спохватился и вытащил его снова. Отхватил им полосу от своего и так уже изодранного плаща. Опять убрал кинжал. Обмотал отрезанным куском руку, оставив снаружи только мизинец. Все это время прекрасно понимая, что делает все это лишь для того, чтобы максимально отдалить тот момент, когда ему все-таки придется вложить свой палец в эту уродливую пасть… Но всему рано или поздно приходит конец. И вот все, что он мог придумать, дабы отдалить тот страшный миг, было исполнено, и герцог замер, глядя на темный провал пасти, как кролик на удава.
– Гхалц!
