поддержку, хотя те за весь спор с посланцем Ярополка молчали и только сопели, затем сослался на неотложные дела, кивнул Тавру.
Оставив главную палату, они уединились в небольшой комнатке Владимира. Там было тесно от книг и карт, сильно пахло кавой, но для тайных переговоров место было как никуда лучше.
– Ну, что скажешь?
– Ты говорил хорошо, – одобрил Тавр. – Меня чуть слеза не прошибла!.. Еще чуть, сам бы поверил, что ты такой.
– Политика, – отмахнулся Владимир. – Я это слово услышал в Царьграде. Оно значит много! Видел, как бояре переменились?
– Да, сперва были на его стороне, – признался Тавр. – Меня холодный пот прошиб. Я уже чувствовал острый крюк под ребрами… Но ты озлобил Ярополка!.. Думаешь, сойдет с рук?
– Я озлобил его еще в детстве, – ответил Владимир с горечью. – Что бы я ни ответил Варяжко, в Киеве меня бы все равно скарали на горло. А так я хоть часть бояр привлек на свою сторону дерзостью да удалью. Семь бед – один ответ!
– Тебе не тягаться с Ярополком, – осторожно напомнил Тавр. – При нем все великокняжеское войско! Там и печенеги, верные псы Ярополка. И деньги ромеев. И подвластные племена. Он прихлопнет весь Новгород, как муху, и не заметит того!
Владимир покачал головой:
– Зимой не воюют, а весной долго ждать, пока дороги подсохнут. К тому же придется мосты мостить, гати класть, иначе войску в наш болотистый край не пройти. А мы к тому времени что-то да придумаем.
Тавр с сомнением покачал головой:
– Придумаем ли?
Улыбка Владимира была недоброй.
– Когда мы взяли посадника прямо в постели, я принял меры, чтобы точно так же не взяли меня! Как видишь, сработало.
Остаток зимы прошел в тревожном ожидании. Владимир усиленно собирал вокруг себя людей незнатных, вызывая ропот, раздавал деньги, земли. Особенно привлекал тех, кто когда-то в молодости решился стащить задницу с печи, побывал в дальних странах.
Из Царьграда и подвластных ему городов, из сел империи возвращались единицы из тех сотен тысяч славян и тысяч русов, кто в юности ушел искать славы и денег в блистательную империю ромеев. Большинство гибло, счастливчики приживались, иные поднимались до невообразимых высот, а богатств скапливали столько, что на всей Руси вместе с Польшей и Чехией не собрать, но бывали неустроенные чудаки, что и там не находили места, возвращались – кто под старость, кто в расцвете годов.
Именно эти немногие удивляли, поражали, будоражили умы, заставляли задумываться суровых, но простодушных славян. Они приносили на Русь рассказы про ослепительные города, дворцы, сады, про богатства и чужие красоты, приносили с собой привычку сладко спать и красиво есть, знание поэзии, религии, отточенную в спорах речь, виртуозное владение словом. Все это поражало, ошеломляло, но редко кого отталкивало. Славянин все способен переварить, усвоить, растворить в себе, обратить в пользу. А что не в силах, то отскакивает от его крепкого лба как горох от стенки, не причиняя
