жить – о чем можно думать?
И только тоска по дому, по родным мне людям не хотела оставить меня. Как я ни старался заглушить ее, она все настойчивее проникала в мое сознание. Желание хоть один раз, тайком, посмотреть на родных не давало покоя. Но я боялся, потому что не знал, что может случиться с ними, если я вернусь домой.
Я не знал, что значит быть вампиром. В памяти возникали какие-то сказки и легенды. В них говорилось о страшных монстрах, пожирающих детей и убивающих всех, кто встретится на пути. О том, как эти чудовища по ночам истязают мужчин и женщин любовными пытками и нередко убивают потом, выпивая всю кровь.
Я прислушался к себе, стараясь понять, насколько я опасен. Я вызвал в памяти маму и отца, брата и сестер, но ничего, кроме тоски по ним, не почувствовал. Я понял, что мои представления о жизни ничем не отличаются от прежних суждений. Я чувствовал, что по-прежнему люблю своих близких, хочу их видеть, скучаю. Мысли о Диане, несмотря на все попытки забыть ее, не только не оставили меня, наоборот, все сильней завладевали мной.
Наконец я встал, измученный бесконечными сомнениями. Боль, терзавшая меня несколько дней назад, прекратилась совершенно. Неподвижность, которая путами сковывала тело, прошла. Ощущение силы, гибкости в мышцах, стремительности в движениях неожиданно и невольно восхитило. Никогда прежде я не чувствовал такой мощи и легкости.
Поздним вечером, когда опасность встретить кого-либо миновала, я осторожно выглянул за дверь склепа. Свежий воздух, напоенный невероятно усиленными ароматами цветов, спелых яблок, скошенной травы, наполнил меня, очаровывая. Оглянувшись вокруг, я увидел скромные могилы и небольшую часовенку. Это наводило на мысль, что я нахожусь на сельском кладбище, но вблизи какого-то поместья, так как склеп мог принадлежать только знатному вельможе. Едва приметной тенью скользнув вдоль кладбищенской ограды, я стал продвигаться в сторону деревни, стоявшей поодаль. За ней на высоком холме высился небольшой полуразвалившийся замок.
Абсолютно бесшумно, с удивительной скоростью, прячась в тени деревьев, я вошел на окраину деревни. Огромные псы, бездомные добровольные сторожа деревень, питающиеся отбросами и набрасывающиеся на любого чужака, к моему удивлению, скуля, прижав уши и хвосты, бросались от меня в подворотни. Лошади, привязанные к коновязям, шарахались, прядая ушами и хрипя. От них исходил запах, отличный от того, который я помнил. Он манил к себе, волнуя и обещая непонятное удовольствие. Я ощущал своим обостренным обонянием запах овец и коров, раньше отталкивающий и резкий, теперь притягательный и сладкий. Но сильней всего меня притягивал запах, идущий из хижин, животрепещущий, сводящий с ума, заставляющий рот наполняться горькой слюной.
Не владея собой, я перепрыгнул через невысокую изгородь. За ней, в глубине небольшого садика, стоял дом. Я подкрался к маленькому окошку и заглянул внутрь. Возле горевшего очага сидела молодая женщина. Волосы, убранные под чепец, открывали ее белую шею; кровь ровными толчками
