Это ясно?
– Так точно! – рявкнули червяки одновременно.
– Потом попасть к шустренькому окуньку на обед, но только к шустренькому и обязательно окуньку, а не к сорожке или, того хуже, карасю какому-нибудь долбанному. Понятно?
– Так точно! – опять хором гаркнули черви, вытянувшись как струнка.
– Вот, ну а дальше уже не ваше дело. Дальше я сделаю все сама.
САМ и ВГ переглянулись. Незнание ближайшей перспективы их несколько настораживало. Обычно они знали весь расклад до конца уровня. Остальные черви в банке ничего не понимая, не соображая и не слыша, свернувшись клубком, просто дремали в теплом навозе.
– Уйдем, как пить дать уйдем, – подмигнул САМ ВГ, одновременно пытаясь понять, почему же в этот раз Крошка Кэт не открыла им весь свой замысел.
Глава 19
– Вот принесла нелегкая, – прислушиваясь к пению на берегу, подумал пацан.
А с берега уже в который раз доносились звуки, пожалуй, самой любимой дядькиной песни.
– Враги сожгли родную хату, спалили всю его семью, куда теперь идти солдату? Куда нести печаль свою? – твердым и уверенным басом, несмотря на количество выпитого спиртного, пел Борода.
– Ты уж прости меня, Прасковья, что я пришел к тебе такой, хотел я выпить за здоровье, а должен пить за упокой, – доносился заплаканный голос дяди Толи. Уж очень он любил эту песню еще и потому, что мать его – бабушку Санька, тоже звали Прасковья.
Самому дяде Толе не пришлось повоевать с фрицами. Не хватило лет. Даже попартизанить не удалось, потому как отчаянные северяне не оставили немцам никакой возможности закрепиться на северных территориях, не отдав ни клочка своей суровой землицы супостату. Благодаря их героизму северным морским путем в помощь яростно сражавшейся с врагом Красной Армии были отправлены семьдесят восемь конвоев с более чем пятью миллионами тонн различного рода грузов, включая танки и самолеты.
– Фашисты, – как рассказывал дядя Саша, старший брат дядьки Толи, служивший в морской пехоте, – бросали, к чертовой матери, все и драпали с любых, самых укрепленных позиций, как только видели несущихся на них в распахнутых черных бушлатах, одетых на один тельник (в сорокаградусный мороз), и в бесках с закушенными ленточками морпехов.
Иногда, когда бой предстоял совсем не равный, морская пехота снимала и бушлаты и шла в атаку в одних тельниках, опять закусив ленточки, и опять не роняя ни слова. Это их молчание больше всего и пугало фрицев. Как рассказывали чудом уцелевшие немцы, попавшие непонятно каким образом в плен (пленных воины-морпехи не брали, так как знали – идет разборка не на живот), в этом их молчаливом беге чувствовалась какая–то неземная сила и уверенность, заставлявшая сворачиваться души даже самых видавших виды солдат Третьего Рейха, недооценивать которых тоже нельзя было.
– Недаром же немец рискнул напасть на нас, – говорил дядя Саша. – Он знал, что ему обломится, если он
