все. Он действительно болен.
– Тебе о-о-очень нужна помощь, – протянула Гвен. – Давай я сделаю так, чтоб ты забыл про всю эту ерунду, а?
– Не вздумай! Я хочу придумать печальную песню, – шепотом перебил Бард, не отрывая глаз от огня. – И у меня есть пара идей.
– Такое никто слушать не будет.
– А вдруг будут? Вот смотри, это о тебе. – И он мягко, приятно запел: – Девочка с лукавыми глазами, перегнувшись через подоконник, о причинах грусти вопрошает, но повесил голову садовник.
– Ты не садовник, – серьезно ответила Гвен. – А глаза у меня нормальные. Не… какие там?
– «Лукавые» – это как чуточку хитрые. А садовник – просто для рифмы. И не отнекивайся, я знаю: ты жаждешь, чтоб я тебе разрешил меня вылечить, вы с матерью так и рыскаете в поисках, кого бы осчастливить. Но мне это сейчас не нужно.
Как будто осчастливить – это плохо! Гвен почувствовала что-то мрачное и неодобрительное и, сама этого испугавшись, выдавила:
– Ладно, как хочешь. Я пошла.
Она уже спрыгнула с подоконника, но Бард вдруг возник в проеме окна и втащил ее обратно.
– Прости, – виновато сказал он, и вот теперь это был старый добрый Бард, автор любимых всеми песен про зайчика и «По весне цветет рябина». – Я тебя расстроил, да?
Гвен с облегчением кивнула. Бард, кажется, не настолько болен, чтобы забыть: расстроить ребенка – очень вредно для анимы, так поступать нельзя никогда.
– Это я от недосыпа такой мрачный. Нам очень повезло, что вы есть. – Бард поставил ее на пол и смущенно почесал затылок. – Просто я немного скучаю, ну, по временам до вас, когда все не были так одержимы тем, чтобы копить аниму и быть счастливыми каждую секунду. – Он опустился на колено, виновато глядя на Гвен. – Мы были обычной деревней. Не идеальной.
– Нашел, по чему скучать, – буркнула Гвен и сама обмерла от собственной наглости, но Бард только улыбнулся.
– Будет плохо, если еще и ты загрустишь, – мягко проговорил он и покладисто прибавил: – У тебя задание кому-нибудь помочь, да? Помоги мне, умоляю, приладить полку поровнее, совсем она покосилась. Я буду тебе очень благодарен.
И он указал на дальнюю полку, которая и правда опасно накренилась под тяжестью глиняных горшков. Гвен просияла.
– Я еще и пыль с нее уберу, вы там, кажется, вообще не убираетесь, – торжественно сказала она и, не сходя с места, одним движением собрала всю пыль в клубок, поймала его и выкинула в окно.
С полкой оказалось немного сложнее: Гвен вгляделась в ее сущность и поняла, что держится она на деревянном штырьке, вогнанном в древесину. Под тяжестью поклажи штырек пропахал среди мягких древесных волокон канавку, идущую сверху вниз, так что Гвен, шипя и краснея от натуги, сначала подняла угол полки, а затем перераспределила и растянула волокна древесины, чтобы они заполнили канавку. Подходить к полке ей не понадобилось – золотая магия большей частью происходит в воображении, достаточно направить на нужный предмет взгляд,
