в употребление, причем использовались, скорее всего, вовсе не для тех целей, для каких были созданы. Тер’ангриалом являлся тот прочный белый жезл, что держали в руках принятые, давая Три Клятвы при посвящении в Айз Седай; он крепко-накрепко связывал женщину обетами, и те словно становились ее неотъемлемой частью, запечатлеваясь в самой плоти и крови. Еще одним тер’ангриалом была арочная конструкция, где послушница проходила последнее испытание при возвышении в ранг принятой. Существовали и другие, в том числе многие, которые никто не мог заставить работать, и еще многие, не имеющие, как казалось, никакого практического применения.
«Почему они взяли именно эти предметы? Ведь никто не знает, как ими пользоваться, – задумалась Эгвейн. – Или Черная Айя знает?»
При мысли о подобной возможности у нее скрутило желудок. Такой кошмар может оказаться ничуть не лучше са’ангриала в руках приспешника Темного.
– Кража, – продолжала Амерлин тоном столь же холодным, как и ее глаза, – была наименьшим из содеянного ими. Той ночью умерли три сестры, а также два Стража, семь гвардейцев и девять слуг. Убийства, совершенные с целью сокрыть воровство и побег. Все это можно и не считать доказательством их принадлежности к… Черной Айя, – она будто выплюнула эти слова, – но и такую возможность я исключить не могу. Когда в воде кровь и плавают рыбьи головы, нет нужды видеть щук-серебрянок, чтобы знать, что они там есть.
– Почему тогда с нами обращаются как с преступницами? – требовательным тоном спросила Найнив. – Нас обманула женщина из… из Черной Айя. Одного этого достаточно, чтобы оправдать все наши промахи.
Амерлин рассмеялась невеселым лающим смехом:
– Ты так думаешь, дитя мое? Правда? Ваше спасение, возможно, в том, что никто в Башне, за исключением Верин, Лиане и меня, даже не подозревает, что вы хоть как-то связаны с Лиандрин. Если бы об этом стало известно, не говоря уже о том маленьком представлении, что вы устроили для белоплащников… Не надо смотреть с таким удивлением: Верин мне все рассказала. Так вот, если бы стало известно, что вы ушли с Лиандрин, Совет Башни вполне мог бы проголосовать за усмирение – всех троих, вы бы и дух перевести не успели.
– Это нечестно! – воскликнула Найнив. Лиане встрепенулась, но Найнив не остановилась. – Это неправильно! Это…
Амерлин встала. Одного этого хватило, чтобы Найнив сразу умолкла.
Эгвейн подумала, что повела себя мудро, храня молчание. Она всегда верила, что Найнив настолько сильная и волевая, сколь это вообще возможно. Верила, пока не встретила женщину, носящую полосатый палантин.
«Прошу тебя, Найнив, обуздай свой нрав. Мы здесь все равно что дети, сущие младенцы пред очами матери, но эта мать может нам устроить кое-что и поужаснее порки».
В словах Амерлин Эгвейн виделся выход из сложившегося положения, но девушка не была уверена, какой
