И все это одновременно, хотя временами какое-то из этих чувств усиливается, а какое-то – отступает. Физическая боль ослабла примерно через полчаса. Думаю, дольше я бы просто не вытерпел. А Кариад… нет, об этом слишком больно думать. Что я натворил? Что я сделал с ней, с моей душой? С каким ужасом она смотрела мне вслед, когда я обернулся!
Я не могу об этом писать.
Это самый ужасный из всех моих поступков. И самый необходимый. Я молюсь только о том, чтобы когда-нибудь мы снова соединились и чтобы она меня простила.
На этом страница обрывалась. Читая эти строки, Лира почувствовала у локтя какое-то движение и скосила глаза. Пан больше не читал: он лежал на краю стола, повернувшись к ней спиной. У Лиры перехватило горло. Сейчас ей не удалось бы произнести ни слова, даже если бы она знала, что ему сказать.
На мгновение она прикрыла глаза, а затем вернулась к запискам:
Мы прошли 4 километра и теперь отдыхаем, чтобы хоть немного восстановить силы. Это поистине адское место. Хассалю сначала было очень плохо, но он пришел в себя быстрее, чем я. Чэнь, напротив, совершенно бодр. Оно и понятно: ведь он уже через это проходил.
Вокруг одна пустыня. Повсюду огромные дюны, и даже если взобраться на вершину, не увидишь ничего, кроме моря таких же песчаных гор. Жара ужасающая. Краем глаза видно, как мерцают миражи, любой звук почему-то становится гораздо громче, чем обычно. Когда налетает ветер, песчинки трутся друг о друга с невыносимым скрежетом и писком, словно прямо под поверхностью песка – и у тебя под кожей – копошатся миллионы насекомых, несметные полчища жутких созданий, непрерывно что-то жующих, грызущих, точащих и рвущих на части, – кошмарная жизнь, пожирающая изнутри и саму себя, и ткань своего мира. Вот только никакой жизни здесь нет – ни растительной, ни животной. Но нашим верблюдам как будто все нипочем.
Миражи – если это и впрямь они – исчезают, если смотреть на них прямо, но стоит лишь отвести взгляд, как появляются вновь. Призрачные видения похожи на каких-то свирепых богов или демонов, потрясающих кулаками. Сам не знаю, как я это выношу. Хассаль тоже мучается. Чэнь говорит, мы должны просить у этих богов прощения, и сам повторяет покаянную молитву, которой пытался нас научить. Он говорит, эти миражи – лики Симурга, какой-то чудовищной птицы. Понять, что он имеет в виду, очень трудно.
Пора двигаться дальше.
Карамакан, вечер того же дня
Продвигаемся медленно. Решили разбить лагерь на ночь, хотя Чэнь советовал идти дальше. Но у нас просто не осталось сил. Надо отдохнуть и прийти в себя. Чэнь разбудит нас перед рассветом, и мы выступим в путь, когда будет прохладнее всего. О, Кариад, Кариад!
Карамакан, 27 сентября
Отвратительная ночь. Я почти не спал из-за кошмаров: снились пытки, расчлененные и выпотрошенные тела – чудовищные страдания, на которые я вынужден был смотреть, не имея возможности ни помочь несчастным, ни убежать, ни хотя бы закрыть глаза. То и дело просыпался от собственных криков, боялся снова
