из моего судорожно сжатого кулака, и жалкий перочинный ножик в другом придавали мне уверенности. Всю дорогу обратно я уверял себя, что нет никаких жаб-людоедок и чертей… это все бабушкины сказки и враки, такие же, как дед мороз, приносящий подарки, (мы с Костей, в отличии от большинства сверстников, тогда уже знали, что в его роли выступают родители, но все-таки писали ему открытки, как все остальные, в надежде на чудо… а вдруг?)
Я настолько преуспел в подбадривании себя, что, оказавшись возле открытого угольника, готов был перерезать хоть целую армию жаб (тем более, что это всё бабкины сказки) и почти нисколечко не боялся!
Минуточку! А почему открыт люк? Я ведь совершенно точно помню, что захлопнул его!
Давешний ужас предупредил о своем возвращении мурашками, побежавшими по спине, и, не дожидаясь, когда он заполонит меня окончательно, с отчаянным криком: «Ма-а-м-а-а-а!» – я нырнул в угольную нору, выставив перед собой оба своих «грозных клинка».
Внутри никого не было. Я стоял, настороженно обшаривая взглядом пустую комнатку с примыкавшем к ней крохотным закутком кухни. Лунный свет бледно, но полно освещал жилище Одноглазого. Не было нужды зажигать самодельный карманный фонарик, сооруженный из квадратной батарейки, лампочки от гирлянды и куска изоленты. К тому же, кажется, я его потерял еще во время своего позорного бегства.
Ничего не изменилось со времени нашего последнего визита сюда – всё оставалось на своих местах… за исключением кровати, отодвинутой к противоположной стене.
Было такое ощущение, что кто-то пытался вытащить ящик из-под кровати, ему это не удалось, и потому он отодвинул кровать. И еще было понятно, что этот кто-то не преуспел в своем начинании.
Ящик находился на том же самом месте.
Немного разочарованный, я сидел на полу и тупо пялился на чертов ящик. Совершенно обыкновенный. Ничего загадочного в нем не было, если не принимать во внимание, что его невозможно открыть и сдвинуть с места. Было абсолютно непонятно, что же делать дальше. Почему я был уверен, что мой друг здесь и нуждается в моей помощи? Сейчас мне все это казалось полным абсурдом. Я уже начал было подумывать о возвращении, как мне показалось, что кто-то зовёт меня… где-то очень… очень далеко.
Как будто ветер доносил издалека чей-то смутно знакомый голос.
Я прислушался… нет… показалось…
И вновь еле слышно: и-а-я… о-о-и-и… е-е-й.
Ту же припомнив Костин рассказ, я прилип к ящику и весь обратился в слух.
Но кроме пульсации своей крови в плотно прижатом к стенке ящика ухе, ничего не услышал.
Крики… если они мне не показались… прекратились. Но теперь я был точно уверен, что доносились они именно оттуда.
И вдруг, заметив в миллиметре от своего кончика носа маленькое светлое пятнышко, я замер на месте, затаив дыхание, боясь спугнуть его судорожным выдохом, который так и просился сейчас наружу.
Прошло
