утеса.
«Ветер, ветер, тужься да гони с утеса смерть!..» – подпевали метелице опечаленные ангелы-хранители. Они теребили души своих подопечных, пытались вытопить из них бесчувствие божественными слезами, но тщетно.
Плененные решимостью ума и глубоким внутренним страхом, ребята не слышали самих себя. Они расчистили место для разбега, отступили от края на возможное расстояние, обнялись и, взявшись за руки, вознамерились было совершить несколько торопливых шагов, за которыми их поджидала смерть…
Вдруг Агатий дрогнул, будто его пробил электрический заряд. Он выдернул ладони из прощального рукопожатия, отскочил в сторону и, как зверек, вырвавшийся из капкана, стал торопливо отползать прочь, скуля и зализывая кровоточащую плоть.
– Агатий, милый! – взвизгнула Светлана. – Нет! Нет же!..
– Дай сюда руку! – заорал Гарри, перекрикивая метель.
Он бросился на Агатия. Сцепившись, они кубарем покатились по расчищенной для «разбега» дорожке. Светлана даже не поглядела в их сторону. Она обхватила голову руками и, как подрубленная, опустилась на колени в снег. Подобно соляному столбу, девушка так и осталась стоять коленопреклоненной, не чувствуя ни холода в ногах, ни жгучего колкого ветра.
Агатий, отбиваясь от рослого Гарри, уцепился ладонями за выступ скальной породы и, несмотря на боль и проникающий в тело холод, глухо рычал, не позволяя другу сдернуть его со спасительного выступа. Наконец они оба выбились из сил.
– Гад! Гад! Гад! – неистово прокричал Гарри, отстраняясь от Агатия.
Пружиня, будто на волне безумства, он вскочил на ноги и размашисто обернулся в сторону заснеженного края утеса (так старая испанская танцовщица вспенивает перед зрителем свое гибельное фламенко). Издав страшный нутряной вой «А-а-а!», Гарри сгреб застывшую Светку и…
Агатий долго не мог подняться. За одну страшную минуту он превратился в совершенно бесчувственный комок вымороженной плоти. С трудом разжав руки, юноша отслонился от камня и, упираясь ладонями в снег, подполз к краю утеса. Увидев распластанные на льду тела любимых товарищей, он потерял сознание.
Когда Агатий пришел в себя, солнце садилось за верхушки растущих по склону сосен. Не чувствуя собственного тела и работая руками, как робот механическими манипуляторами, он сполз с утеса и, не оборачиваясь, побрел на большак по протоптанной в лесу дорожке. Первый же проезжавший водила заметил его (правда, принял сначала за торчащее из снега сломанное дерево), втащил в кабину и привез в Минусинск. Мужик завел парня в теплушку автостанции и вышел позвонить «03».
Не понимая, где он и что с ним происходит, Агатий выбрался на улицу и, теряя последние силы, прислонился к колесу какой-то машины. Чиркнув щекой о подмерзший протектор, Агатий повалился на дорогу.
Машина оказалась (как читатель уже догадался) старым монастырским уазиком.
– Так я попал в монастырь. Остальное,
