бомба. Раздался взрыв, весь второй этаж упал на первый, который был сделан из камня и, похоже, выдержал вес второго этажа. Вид разрушенного дома, в котором я находился не более получаса назад, потряс меня. Мне было тогда восемь лет».
Когда я написал «История» с большой буквы, то вовсе не имел в виду то, что действительно вошло в историю. Меня интересовало другое: видят ли они, что происходит в нашей жизни вокруг них, или только то, что происходит с ними лично, непосредственно. Вот в одном из этих сочинений рассказано об увиденном в повседневной жизни:
«Я живу в Подмосковье и три года проучилась в сельской школе. К сожалению, большинство детей, учащихся там, из неблагополучных семей. С самого детства они видели пьяных родителей, драки и не знали ласки, внимания, любви. И какая у них сейчас цель в жизни? Они пьют, курят, через каждое слово непременно ругаются. Им совсем ничего не надо. Конечно, не все такие, но большинство».
Вот это прикосновение к чужой жизни, умение видеть то, что происходит вокруг тебя, я и называю прикосновением к истории. В 2009 году в двух классах таких сочинений было чуть больше: на два класса – восемь.
В одном говорилось о повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие…» (единственное сочинение о потрясении книгой), а кончалось это сочинение так: «Пусть не повторится Чечня, чтобы не пришлось плакать матерям о погибших сыновьях». Во втором – о смерти Майкла Джексона. В третьем рассказывалось о «жестокости нашей жизни». В четвертом шла речь о маленькой девочке, которая играла на скрипке в переходе метро:
«Я был так удивлен этой сценой: стоит маленькая черноволосая худощавая в лохмотьях девочка, играющая на такой же маленькой, как и она, скрипочке. И все слушали ее зачарованно. Музыка протекала во все затаенные уголки души каждого присутствующего. Потом невольно на ум пришли вопросы. Что заставило играть ребенка на переходе? Какая у нее судьба?»
И еще одно сочинение. «Мой знакомый занимается благотворительностью: возит вещи детям-сиротам в детдом-приют № 6». Однажды он взял с собой автора этого сочинения, которому многое пришлось увидеть там и выслушать рассказ о своей жизни от мальчика-инвалида с рождения – «с каждым его словом мое сердце разрывалось на мелкие кусочки».
Анализируя потом на уроке написанные сочинения (никогда при этом не называя имен и фамилий авторов прочитанных работ), я вспомнил, что же меня потрясло в их возрасте.
В начале июля 1941 года нас, детей работников здравоохранения Москвы, без родителей на пароходе отправили в эвакуацию. Где-то около Казани я проснулся от страшного, надрывного крика. Оделся и вышел на палубу. На наш пароход грузили мобилизованных. И отцы, матери, жены, невесты, родственники, друзья и подруги живых людей провожали на смерть. Конечно, значение и смысл того, чему я стал свидетелем, тогда я не мог понять в полной мере. Но крик этот я слышу всю свою жизнь.
А зиму 1941/42 года я провел в детском доме города Вольска, куда поместили эвакуированных
