горели под солнцем перстни. Крупные богатые камни сверкали с вызовом. Шелковые тюрбаны, под стать струистым атласным халатам, кричали о довольстве и веселии хозяев.
– Мы с друзьями давно торгуем и, как видишь, радуемся жизни! – Купец в розовом тюрбане широко повел в воздухе загорелой рукой, и на его безымянном пальце тоже сверкнул особо драгоценный перстень: камень, с куриное яйцо, странного серо-лилового, зловещего цвета, остро вспыхивал изнутри алыми пожарищными огнями. – Мы знаем вкус жизни, цвет ее и радость! Мы знаем вкус и пользу денег! А также вкус земных наслаждений знаем мы! На заработанные торговлей деньги мы все можем купить! Все, что пожелаем! Лучших, красивейших женщин! Не только шлюх, но и изысканных гетайр! Лучшую еду! Лучших коней! А гляди, какие у нас верблюды! – Смуглый жесткий, деревянный палец гордо указал на громадных, длинношеих, опушенных вислой шелковистой, золотистой шерстью, и впрямь роскошных верблюдов, крепко привязанных перевитыми веревками к заостренному столбу; сбруя, расшитая мелкими перлами, искрилась на солнце. – Не бедствуем мы! Радуемся мы! Чего ж еще желать?
Мальчик погладил по головке и спинке птичку, совсем вылезшую из-за пазухи. Птичка медленно, цепляясь коготками, переместилась из-под плаща на плечо.
– Прав ты, – сказал мальчик, – желать больше нечего.
Улыбка жгла ему губы.
И купец в розовом тюрбане понял: в сердце прокралась тревога.
Тревожно стало ему от этой улыбки, горько, больно. С чего бы?
Хотел замахнуться. Прогнать насмешника, негодяя!
Еще и накидку ему пожаловал!
– А вы издалека привозите красоту? – вдруг спросил мальчик, блеснув глазами. – Путешествуете?
Купец видел, видел свет, что загорелся на дне широко расставленных юных глаз.
Свет любопытства. Жажда простора.
И купец, вместо пощечины злой, улыбнулся отроку в ответ.
И я, Ангел Господень, видел из-под купола чистых и жарких небес, как мальчик и купец обменялись немногими, но важными словами; обменялись записками на тонких и узких полосках пергамента из нежной козьей кожи, прибитых к кедровым дощечкам; как на прощанье улыбнулись друг другу, уже без насмешки и страха, и глубоко заглянул розовый от волненья купец в глаза непонятного отрока, широко, как у молодого бычка, расставленные подо лбом; и долго глядел ему, уходящему с птичкой за пазухой, вослед.
ПУТЕШЕСТВИЕ ИССЫ. ОРГАННЫЙ КОНЦЕРТ
Очень маленький человек, а казался себе непомерно большим. Много горя пережил.
У него на одиноком медном крючке в коридоре висел странный такой тулуп овечий, самосшитый, не помнит уже, кто сшил ему: то ли мать покойная, то ли тетка покойная, а покойная жена звала одежонку по старинке – зипун, так и он его стал называть: сверху серо-грязное плотное сукно, из такого шинели военным шили, снизу белая курчавая овчина к сукну пришита; за длинную жизнь протерся до дыр на локтях, моль побила толщь армейского сукна и мездру, но лишь кусок вывернутого внутрь, к теплу тела, старого
