и башнях полно народу, все размахивают руками, подбрасывают в воздух шапки и ликующе орут.
Я кивнул на радостные лица горожан.
– Вас обожают, Ваше величество!
Он коротко усмехнулся.
– Не завидуйте. Еще больше они бы ликовали, видя, как меня везут на казнь. Это же народ! Им подавай зрелища.
– Вы несправедливы, – сказал я мягко, – с вашим приходом возвращается прежняя власть. Народ консервативен, новое пугает.
– Народу нужна стабильность, – согласился он, – и крепкая власть. Потому принц Ричард Завоеватель в качестве преемника престола их устроит больше, чем любой из местных лордов.
Я кивнул, понятно, но спросил:
– Почему?
– У того, кто займет трон после меня, – ответил он со вздохом, – другие наверняка смогут общими усилиями вырвать из рук власть…
Альбрехт сказал с другой стороны:
– Ваше величество абсолютно правы! А потом будут делить ее в кровавой распре.
Леопольд взглянул на него с вопросом в глазах, достаточно ли этот человек высокого ранга, чтобы вмешиваться в разговор, и почему я не осажу нахала, но принял реалии и только продолжил сдержанно:
– А из львиных лап принца Ричарда не рискнут даже и пытаться.
– Вы поступаете мудро, – ответил я. – Ненависть… или, скажем мягче, неприязнь к чужаку не мешает вам смотреть реально на мир и вещи.
Он изогнул губы в горькой усмешке.
– Неприязни, тем более ненависти, как раз и нет, вы должны это понимать. Ненавидим соседа, а не того, кто далек… С момента восхождения на трон я сдерживаю попытки герцогов Фирнебурга и Сайна усилиться, расширить влияние, вытребовать себе больше прав… и так уже тридцать лет!.. А граф Бич-Лихтенберг, фактически отделивший свои владения от королевства? А барон Зарганс, что вот уже семь лет не отсылает ко двору собранную в его землях королевскую долю податей? Мне есть кого страшиться больше, чем принца Ричарда! И страху этому много лет, ваше высочество…
На стенах города черным-черно от высыпавшего встречать короля народу, просто давка, если бы все разом вышли в тот первый день на улицы, нам бы город захватить не удалось, но мирное население на то и мирное, стаду овец не остановить даже одного волка.
Когда подъехали к воротам, на снег полетели со стен цветные платки, нарезанные из красной ткани сердечки, лепестки, фигурки. Король улыбался и отечески помовал рукой, и всякий раз это вызывало взрыв восторга и дикого энтузиазма.
Под копыта коней со стены и верха ворот продолжают падать платки и шапки вместо букетов цветов и лепестков роз, как было бы летом, народ визжит от радости, а на улицах города стража оттесняет людей к стенам домом, освобождая нам проезд.
– Любят вас, – сказал я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ревности. – Значит, правили умело…
– Как мог, – ответил он просто и добавил с той же извиняющейся улыбкой интеллигентного человека:
