из них уже стояли стеной их люди с оружием в руках… Но времени проверить нет, ваше высочество! Зеркало Борменгауса нельзя вынести из королевской сокровищницы. Разве что выломить вместе с ним всю стену, но король, как я слышал, прибывает сегодня?
Я пробормотал с трудом:
– Спасибо, Хреймдар. Зеркало пока оставь в покое. Оно не наше.
Когда он осторожно удалился, деликатно отказавшись от вина и кофе, я опустил голову на столешницу, подложив кулаки. Свершилось то, чего инстинктивно страшился. И даже не инстинктивно, говорил же себе, слишком много и быстро хапаю. Вот и сработали исторические процессы расползания…
Центробежные, как принято называть вежливо. И ничего не поделаешь, любая новость идет месяцами, гонцы добираются тоже за несколько недель, почтовая служба была в древности у неких римлян, затем рухнула и она. Люди живут в деревнях и годами не знают, что делается в соседней.
Я бродил по дворцу, не в силах заставить себя что-то делать. Тертуллиану пообещал отправиться немедленно, но сперва коронация, ради нее пока стоит забыть даже о полном провале создания единого экономического пространства…
Разогревшись у камина, выбрел на балкон, поздно заметил стоящую там спиной ко мне Аскланделлу. В теплой шубе с меховым воротником, она не смотрит вдаль, как мне почему-то ожидается, тем более не смотрит во двор, а в задумчивости водит пальцем по заснеженным перилам, вырисовывая причудливые фигурки.
Я хотел отступить, но ощутил по каким-то неуловимым признакам, что она меня учуяла, и попятиться сейчас – как бы признаться в трусости.
Она молча ждала, когда я, загребая снег, нанесенный за ночь на балкон, прошел к ней и остановился рядом. Я молчал, а она задержала палец, вырисовывая некую завитушку, посмотрела искоса.
– Принц?
– Ваше высочество, – сказал я. – Не простудитесь. Мы отвечаем за вас перед вашими родителями. Не хотелось бы, чтобы император объявил нам войну из-за такой ерунды, как вы… простите, я имел в виду простуду.
Она даже не улыбнулась, продолжала всматриваться в мое лицо.
– Вам часто говорят, что плохо скрываете свои мысли?
– Все реже, – ответил я. – В последнее время уж почти никогда.
– Зря, – сказала она. – Или вам просто не хотят говорить неприятные вещи.
Я пробормотал:
– А в чем я прокололся? Просветите невежду.
Она кивком указала на свои каракули на снегу.
– Это знакомо?
Я покачал головой.
– Нет, конечно.
– Но у вас было такое лицо, – сказала она уличающе, – что узнали. Разве не так?
Я поморщился.
– Некоторые похожи на те, которые приходилось изучать в раннем детстве…
– Что это?
– Просто математика, – объяснил я. – вон тот знак похож на интеграл, а это радикал или, как говорят в народе, корень… Это смахивает на факториал, хотя и слишком косой, это бинарности…
