деньги вложены в пластические операции половых органов, то, как вы понимаете, эти женщины горят понятным желаниям демонстрировать результаты… Спешите, спешите! Мир жесток, конкуренция усиливается.
Люша поднялся с полным фужером, я поспешно отвернулся, чтобы он не встретился со мной взглядом и не позвал за стол. Закат чуть померк, но в небе, пока еще темно-синем, ярко сверкает начищенный медяк луны. Если хорошо присмотреться, можно различить все те знаки, что и на монете. Облака уже не облака, а горы из красноватого снега, их неспешно передвигает небесный Гольфстрим, и те медленно истаивают, гордые вершины размываются и проваливаются в красновато-фиолетовые недра.
Луна наливается светом все ярче, и, когда незаметно наступила настоящая ночь, сверху полился призрачный и недобрый свет. Я сразу подумал о вурдалаках, упырях, выкапывающихся из могил покойниках, которых принято называть по-западному зомбями, а те подцепили это словечко у дикарей мамбо-юмбо, что вообще-то тоже зомби.
…возвращаюсь в марсианский городок после прогулки по окрестностям, а там на столе у руководителя лежит сообщение с Земли. Мол, руководством полетов решено признать нецелесообразность туристического бизнеса на Марсе. С сего дня и следует отменить полеты всех, кто не работает научным сотрудником.
Директор научного городка, академик Иванов, посмотрел на меня с нескрываемым злорадством.
– Ну вот и закончились ваши прогулки… Больше бездельники не ступят на Марс!
Я развел руками.
– Дело ваше. Жаль только, что сокровища Тускуба останутся не поднятыми на поверхность.
Он фыркнул, потом насторожился.
– Что за Тускуб?
– Отец Аэлиты, – сообщил я любезно.
– Какой такой Аэлиты?
– Которую драл наш бравый инженер Лосев, – пояснил я злорадно. – Он хоть никакой не академик, а только инженер, но наделал шороху побольше всяких академиков Ивановых, Петровых и даже Сидоровых.
Он наконец что-то вспомнил, судя по кислой роже, презрительно фыркнул.
– А-а, вы про эту ерунду. Никаких аэлит и тускубов не было.
– Жаль, – сказал я. – Правда, сокровища есть.
Я вытащил из кармана и бросил на стол брошку. Иванов уставился на нее с недоверием, но Петров и Сидоров, более непосредственные, наклонились, Петров вообще взял в руки, начал рассматривать.
– Это металл, – сказал он, – но ничего не весит. Или не металл вовсе… Но какая дивная роспись… гм… скифская? Атланты? Гондвана?.. Или из руин Лемурии?
Иванов фыркнул:
– Ерунда, сляпано на Земле в Люберцах. Руками китайцев.
– Сделайте анализ, – подсказал я. – Если окажется, что этой штучке пара миллионов лет…
Петров сказал бодро:
– Это мигом! У нас все готово.
Пока
