но живая, с ума сойти! Высокие брови, огромные голубые глаза иногда становятся синими, пухлый рот одни называют детским, другие – чувственным, белая девичья шея и глубокий вырез платья, что всегда оттопыривается, и потому, если кто смотрит на уровне выреза, видит выступающие аппетитные вершинки белоснежных холмиков, а кто заглядывает чуточку сверху, зрит и розовые кружки, увенчанные, как говорят, сладкими ягодами землянички.
Ну, а если подойти вплотную или заглянуть со спины, можно усмотреть далеко внизу, в самом низу живота, интимную стрижку. Лариска по последней моде не носит трусиков, даже символических, ссылаясь на аллергию.
Дорисовав, гримерша подхватила мольберты, прямо Рембрандт, и убежала. Волосатый парень с массивными серьгами в ушах и цепочкой на груди, это их режиссер, с подозрением всмотрелся в глубокий вырез платья Лариски.
– Уверена, что не стерлось?
Лариска быстро взглянула в мою сторону.
– Нет.
– Не уверена?
– Думаю, – сказал Лариска, – пока держится.
– Ну, – буркнул он, – если так думаешь, наверняка подновить надо.
– Вадик! – воскликнула Лариска протестующе.
– Мария, – позвал он. – Мария!
Гримерша тут же появилась, быстрая и услужливая, в руках все те же коробочки с красками и кисточками, через плечо широкий ремень с объемистой сумкой. Вадим кивнул Лариске, она сняла бретельки с плеч и опустила платье, обнажив крупные груди с широкими светло-коричневыми сосками.
Вадик хмыкнул:
– Я ж говорил, почти стерлось. Мария, покупаешь подешевле, а цены какие ставишь? Смотри, начну чеки проверять!.. Поднови, но так, чтобы через десять минут не исчезло.
– Да у меня все импортное! – запротестовала гримерша.
– Импортное, – пробурчал Вадик, – знаем, в каком колхозе делают такой импорт.
Гримерша, виновато опуская голову, торопливо закрашивала коричневые соски под телесный цвет, потом рисовала поверх нежно-розовые кружки, но уже по размеру намного меньше, так эротичнее. Ниппели совсем опустились, Лариска ухватила за кончики и торопливо терла, заставляя подняться и покраснеть, разбухнуть.
Вадик смотрел с тоскливой безнадежностью.
– Ну что же ты так?
– Щас-щас, – пообещала Лариска.
Он махнул рукой.
– Ладно, хватит. И так из графика выбились.
– Еще чуть-чуть…
Он покачал головой.
– В компьютере наши умельцы подправят… Но послезавтра концерт вживую, там эти штучки не пройдут.
Гримерша быстро-быстро опускала кисточку в узкое горлышко тюбика с клеем, а когда вытаскивала, на кончике ярко блестела пурпуром вязкая жидкость, похожая на быстро застывающий вишневый клей. Лариска поддерживала обеими ладонями грудь, все еще терла кончики, и отпустила, когда кисточка приблизилась к ее пальцам.
Гримерша сумела закрепить набухшие
