умников, как мы… – Спорить с такими доводами невозможно. Бессмысленная трата времени и сил. У меня есть приказ – отходить к Стасевке, идти на прорыв. ПРИКАЗ! А чего я себе надумал?.. Но тяжко это, ой тяжко!
– Ты прав, Климент. Прав. И от этого не легче…
– Знаешь что, пойдем-ка на склад к нашему кашевару, по рюмашке для успокоения нам не помешает… – Впервые я с легкостью согласился с предложением пойти выпить чего покрепче…
Толстощекий усач сержант Полищук молча посмотрел на наши лица, понял, что нам требуется, и налил в две кружки трофейного коньяка.
Сидели мы недолго. Просто сидели, ни о чем не говорили, ни о чем не думали. Потом выпили еще по одной, и Томилов ушел, я же остался сидеть, тупо разглядывая в тусклом свете лампочки, как перекатывается по дну кружки янтарный коньяк. Мыслей в голове не было, как и желания сидеть дальше. Но что-то меня держало на месте, словно нужно было дождаться некоего события…
– Цяжка вам, таварыш лейтэнант. Родны дом далёка, за акияном. А мой вось недалёка, у Старой Дуброве… – Меня как током пробило. В глазах все на миг помутилось и обратилось в серую пелену. Мысли, словно новости в бегущей строке – краткие и информативные, – заметались пред глазами. Он сказал – Старая Дуброва… – А там зараз фашысты! Э-эх! А у мяне там сястра осталася… – Старая Дуброва, где это? Где я это видел? Что это значит? Разум тут же выдал – это поселение я видел на польской карте у Томилова в штабе. Это Октябрьский район!
– Это Октябрьский район. – Голоса своего я не узнал. Лязгающий, лишенный эмоций звук скорее бы подошел компьютерной имитации голоса, а не человеку.
– Так и есць, – удивленно и немного испуганно ответил Полищук. – На карце мабыць разглядзели мае сяло?..
– Как хорошо тебе знаком Октябрьский район? Есть ли там дороги от районного центра через болото на запад? – Замешкавшись на миг, вспомнил названия поселений за болотами. – На Поречье, Растов или Мёдухов дороги есть? – «Серое» состояние подавляет эмоции, но даже так я ощущал, как сильно колотится сердце.
– Добра ведаю. То мае родныя месцы, вырас я там. Тропы ведаю и да Парэчча, и да Растова, и да Мёдухава…
– Дороги, гати там есть? – четко, с расстановкой проговариваю каждое слово.
– Ёсць дарога. Адна. Да Парэчча в тридцаць пятам гать добрую праклали, думали лесопильну сроитя, дравину вазиць, ды так и кинули гэтую справу с лесопильной, а гать засталася. А да Мёдухава от Парэчча и дарога не патрэбна, там миж балотами старыя пагорки тырчаць, па им хоць хади, хоць едь – не патонеш…
Серую пелену просто вышибло из головы фонтаном эмоций. Я вскочил как заполошный, забыл напрочь о ранении, отшвырнул кружку, опрокинул какой-то ящик, пока добирался до белоруса, чтобы его обнять.
– Дорогой ты мой человек! Ты хоть знаешь, что ты мне сейчас поведал! Ты тысячи жизней сейчас спас! Надо обо всем рассказать товарищу Томилову! Срочно за мной! Бегом!..
Старлея удалось
