и сейчас говорил ей, что операция прошла блестяще. Доктор Сойер и все сестры на этаже нахваливали ее за быстрое выздоровление и хорошее настроение.
Какое еще может быть настроение в ее положении? Если бы она могла держать в руках костыли, ей бы и сломанная нога была не помеха, но пока руки были слишком слабы, и она все еще прикована к больничной койке. К черту хорошее настроение. Откуда им знать, что у нее на душе? Может, она вся кипит от злости? Она, конечно, ни на кого не злилась, но только оттого, что это было бессмысленно. Дело уже сделано. Вместо лица Эйвери Дэниелз теперь другое лицо. Она не могла избавиться от этой навязчивой мысли. На глаза навернулись слезы.
Он истолковал их по-своему.
– Обещаю, что Мэнди пробудет здесь недолго, но я уверен, что даже короткое свидание с тобой пойдет ей на пользу. Ты знаешь, она уже дома. Все ее балуют, даже Фэнси. Но она по-прежнему спит тревожно. Возможно, если она с тобой повидается, это ее успокоит. Может, она думает, что ей говорят неправду и на самом деле тебя уже нет. Она так не говорит, но она вообще все время молчит.
С удрученным видом он уронил голову и принялся разглядывать руки. Эйвери уткнулась взглядом ему в макушку. Волосы у него росли вокруг завитка, который был расположен немного несимметрично. Ей нравилось на него смотреть. Не знаменитый доктор, который ее оперировал, и не искусные медсестры, а Тейт Ратледж стал теперь для нее центром вселенной.
Как ей и обещали, левый глаз, как только была реконструирована поддерживающая его лицевая кость, стал видеть нормально. На третий день после операции сняли швы на ресницах. Шинку с носа обещали удалить завтра.
Каждый день Тейт заказывал ей в палату свежие цветы, как бы отмечая букетом очередной шаг к выздоровлению. Входя, он всегда улыбался. Он никогда не скупился на маленькую лесть.
Эйвери было его жаль. Хотя он и старался не показать виду, но она чувствовала, что навещает он ее больше по обязанности. И все же, если бы он вдруг перестал приходить, она бы, наверное, умерла.
В комнате не было зеркал – вообще ничего, в чем могло бы отразиться ее лицо. Она не сомневалась, что это было сделано умышленно. Ей не терпелось узнать, как она на самом деле выглядит. Может быть, причиной для отчуждения, которое Тейт столь старательно скрывает, является как раз ее уродство?
Как у всякого человека, оказавшегося физически неполноценным, у нее сейчас были обострены все чувства. Она научилась читать между строк, понимать то, что не говорилось, а лишь подразумевалось. Тейт был со своей «женой» вежлив и предупредителен. Того требовала элементарная порядочность. И все же между ними существовал едва уловимый барьер, причина которого была пока Эйвери неясна.
– Так привести мне ее или нет?
Он сидел на краю кровати, стараясь не побеспокоить ее сломанной ноги, которая была поднята вверх. «Наверное, сегодня холодно», – подумала она, глядя на его замшевый пиджак. Зато светит солнце: в дверях он снял и убрал в нагрудный карман темные
