сильнее выдавались вперед. От холодного воздуха соски затвердели и уперлись в ткань рубашки.
– Тогда как тебе удается устоять передо мной?
Они миновали оживленный участок шоссе и теперь ехали свободно, направляясь в сторону ранчо. Эдди медленно обвел ее взглядом, не упустив ни одной соблазнительной детали. Она с удовлетворением смотрела, как ходит вверх-вниз его кадык.
– Ты красивая девочка, Фэнси. – Его глаза ненадолго задержались на ее груди, особенно на темных пятнах сосков, просвечивающих сквозь блузку. – Красивая женщина.
Она медленно опустила руки, и волосы рассыпались по плечам.
– Ну, и что дальше?
– А дальше то, что ты племянница моего лучшего друга.
– И что?
– Следовательно, ты неприкосновенна.
– Ах-ах, какая чистота! Какая порядочность! – воскликнула она. – Я знаю, кто ты, Эдди, ты – викторианец. Это атавизм. Ханжество. Просто смешно.
– Боюсь, что твоему дяде Тейту было бы не до смеха. Не говоря уже о дедушке и отце. Стоит мне тронуть тебя пальцем, как кто-нибудь из них, а скорее – все трое явятся по мою душу с охотничьим ружьем.
Перегнувшись, она провела пальцем по его бедру и прошептала:
– А ты не думаешь, что это было бы интересно?
Он убрал ее руку.
– Когда мишенью служишь ты, это уже не так занятно.
Она откинулась на спинку сиденья в явном раздражении и стала смотреть в окно. Сегодня утром она намеренно оставила машину дома и поехала в Сан-Антонио с отцом, чтобы вечером возвращаться вместе с Эдди. Она уже несколько месяцев делала ему прозрачные намеки, но все впустую. А поскольку она никогда не отличалась долготерпением, то решила утроить натиск.
Бак, коридорный в мотеле, продержался не больше месяца. Он быстро начал проявлять собственнические замашки и ревновать. Тогда в ее постели оказался парень, приходивший опрыскивать дом от тараканов. Роман продолжался до тех пор, пока она не узнала, что он женат. Ее не так волновало его семейное положение, как неистребимое самобичевание, которому он предавался после близости. Его раскаяние все портило. Она перестала получать удовольствие от секса.
После дезинсектора у нее сменилось несколько партнеров, но таким образом она только занимала время, дожидаясь, пока Эдди сдастся. Теперь она чувствовала, что ожидание начинает ее утомлять.
На самом деле ей все надоело. За последние три месяца она стала раздражительной и сварливой. Временами она даже завидовала тете Кэрол, которой уделялось сейчас столько внимания.
В самом деле: пока она просиживает бесконечные часы в шуме и вони в штабе кампании, начиняя конверты разными бумажками и отвечая на бесчисленные телефонные звонки, вынужденная изо дня в день общаться с людьми, которые готовы работать за десять долларов в неделю, перед Кэрол стелется персонал целой шикарной частной клиники.
Еще один источник раздражения крылся в Мэнди. И без того избалованная донельзя девчонка теперь стала просто невыносима. Не
