степени, что даже не хотелось ничего добавить к его словам. После нескольких долгих минут в молчании Моисей наконец посмотрел на меня и заметил мой взгляд.
– Мне нравится твоя кожа. Цвет твоих глаз. Я что, должен просто это игнорировать? – прошептал он, и мое сердце галопом промчалось по загону, перепрыгнуло через забор и счастливо вернулось ко мне.
– Тебе нравится моя кожа? – ошеломленно выдохнула я.
– Да, – признался Моисей и снова перевел взгляд на лошадей.
Это самое приятное, что он когда-либо мне говорил. Я довольно разлеглась на газоне, не желая нарушать этот момент.
– Если бы ты рисовал меня, то какие бы краски использовал?
– Коричневую, белую, золотую, розовую, персиковую, – Моисей вздохнул. – Пришлось бы экспериментировать.
– Ты меня нарисуешь? – Мне этого отчаянно хотелось.
– Нет, – снова вздохнул он.
– Почему?
Я пыталась не выдать своих раненых чувств.
– Мне легче рисовать образы из головы, чем то, что я вижу собственными глазами.
– Тогда… нарисуй меня по памяти, – я села и закрыла его глаза ладонями. – Зажмурься. Вот так. Теперь представь меня. Ага. Видишь? Я соловая, которая постоянно действует тебе на нервы.
Его губы изогнулись в улыбке, будто он хотел рассмеяться, но рук я не убрала.
– Нет, не открывай. Кисть уже у тебя. А вот и холст, – я подняла его ладонь к своему лицу. – Теперь рисуй.
Моисей опустил руку на колени, явно ведя внутреннюю борьбу. Я убрала ладони с его глаз, но он их не открывал. Затем он снова поднял руку и легонько провел сухой кисточкой по моему лицу.
– Что это было?
– Мой лоб.
– Какая сторона?
– Левая.
– А это?
– Щека.
– А это?
– Подбородок.
Мне было щекотно, но я не осмеливалась пошевелиться. Моисей обвел изгиб моего подбородка и провел прямую линию к шее. Я сглотнула, когда кисть скользнула по моему горлу к груди. У моей футболки был V-образный вырез, и Моисей, по-прежнему прижимая кисть к коже, остановился прямо над моим сердцем. Но глаза все так же не открывал.
– Если бы я рисовал тебя, мне понадобились бы все оттенки, – внезапно произнес он мечтательным голосом, будто не сомневался, что не сможет меня нарисовать… но очень хотел. – У тебя были бы алые губы, персиковая кожа и эбеновые глаза с фиолетовыми тенями. Твои волосы были бы прорежены золотыми, белыми и голубыми прядями, а кожа затенена карамельной и кремовой красками, с вкраплениями розового и коричного.
В процессе разговора он водил кистью в разные стороны, будто действительно мысленно рисовал меня. А затем вдруг остановился и открыл глаза. Мое дыхание замерло, и я попыталась незаметно выдохнуть. Но Моисей знал. Знал, какое воздействие оказали его слова. Он откинул кисть и встал, нарушая заклятие, наложенное его ласковыми
