однако Николай Павлович и выше, и стройнее, и обаятельней. Повторяли, что наш император напоминает античные статуи самых красивых римских патрициев, хотя и римским патрициям далеко до него. Те только что древние.
И вот Екатерина Дмитриевна оказалась в обществе молодого красивого офицера, который смотрел на неё тепло и внимательно, а она робела перед ним больше, чем перед строгой начальницей института.
– Хотите, сплаваем к тому берегу, там на лугу можно собрать прекрасный букет, – предложил он.
– Не надо. Куда я дену его? Пусть цветы останутся на лугу, там им хорошо, а в моих руках они быстро завянут.
– Вы поставите их в вазу, и если будете менять воду, они простоят несколько дней.
– Но всё равно погибнут, их придётся выбросить. Мне будет жаль.
– Но на луг всё равно придут косари, и цветы падут под косой, превратятся в сено. Хорошо ещё, если их съест какая-нибудь прекрасная лошадь, а если они достанутся глупой корове иль туполобому барану? По-моему, если они несколько дней будут украшать Вашу комнату, они сами будут более счастливы. Лучше жить всего два-три дня для того, чтобы доставлять удовольствие Вам, чем пожить чуть дольше никем незамеченными, неоценёнными и стать пищей для скота. Если уж умирать, то ради Ваших прекрасных глаз, а не коровьего желудка!
– Как странно Вы говорите… Нет, нет, не нужно цветов, – от чарующих речей капитана она совсем раскраснелась, слова его были приятны, волнующи, но столь неожиданны! Екатерина Дмитриевна не знала, что отвечать, уже боялась глаза поднять и попросила. – Пожалуй, лучше отвезите меня на берег, присоединимся к обществу, а то мне неловко.
Бегичеву понравилась милая мадемуазель, не похожая на всех дам, с которыми сводила его судьба. Хотелось побыть с нею наедине подольше, но видел, как сильно она конфузится, робеет – а ведь сама уже преподавательница! – и не стал возражать. Однако, растягивая минуты, он слишком неторопливо отвязывал верёвку, разворачивал лодку по большому радиусу, заплыв чуть не к противоположному берегу, грёб помедленнее. И не отрываясь, смотрел на неё, любовался.
Екатерина Дмитриевна боялась продолжать разговор с капитаном, подошла к жене полковника – Юлия Валерьевна тоже закончила Смольный и, хотя была замужем и на три года моложе, она была своей, понятной, им было о чём поговорить. И весь оставшийся день старалась не отходить от неё. А перед отъездом капитан всё же преподнёс красивый букет и попросил разрешения проводить её. Мадемуазель Кати смутилась, но взяла букет, согласилась и с тем, чтобы он сопровождал её до Смольного. Покраснела, но кивнула согласно. Цветы на прощанье получили все дамы – Бегичев уговорил товарищей специально для этого съездить на другой берег. В конце мая цветов ещё мало, но они нашли сирень и составили великолепные букеты. Увидев, что офицеры одаривают дам, а его жене преподнесли самые роскошные цветы, граф Сухнен был доволен.
– Молодцы!
