не пригвоздило Бельмана к позорному столбу, и он весело отозвался:
– Жалкий графоман!
– Очень приятно, писатель Макушкин, – поклонился Бельману Макушкин, сам от себя не ожидавший в данный момент способности иронизировать.
Поклон дался ему с трудом, и он, чтобы окончательно не раскоординироваться в пространстве, был вынужден схватиться за колонну рукой.
– Полное собрание сочинений Макушкина сдано… В макулатуру, – подняв палец, уточнил Бельман под одобрительное хихиканье девушки.
– В макулатуру-у? – неожиданно раздался скрипучий голос главного лауреата, Степкина. – И это правильно, товарищи! Все в макулатуру, абсолютно все! У нас нет литературы, товарищи! Не-ту!
Он тоже уже порядком набрался и ходил от группы к группе, одаривая присутствующих своим вниманием. Временами у него просили автографы, которые он милостиво раздавал.
– Я-то всякой левотой не занимаюсь, – многозначительно заметил Макушкин. – В отличие от некоторых…
Его красноречивый взгляд был направлен в сторону Бельмана, которого неожиданно это покоробило. Он обнял свою даму еще крепче и, состроив презрительную мину, удалился.
– Степкин – жалкое ничтожество и бездарность, – пробормотал Макушкин, одолев в конце концов бокал шампанского.
Однако сказал он это на всякий случай потише, дабы не нарываться на скандал.
– А кстати, что представляют собой эти его романы? – спросил у него Евгений.
Он уже «подлечился», и по этой причине его пробило на общение.
– Полнейший кал! – скривился Макушкин. – Пространные рассусоливания на тему будничного героизма людей труда. В каждой главе рефреном проходит тема «Эх ты, жизнь моя, жестянка!». Автор, кажется, сам не понимает, какой серой жизнью живут его герои. По-видимому, и у него она такая же…
– Конечно, серая! – проскрипел тут снова неожиданно возникший Степкин. – Я по туалетам не валяюсь… Эх, молодежь! – рубанул он рукой воздух.
– Я попрошу без оскорбительных намеков, – пытаясь гордо поднять голову, ответил Макушкин.
Однако сделать это ему не удалось, и он ограничился лишь поворотом в сторону Евгения.
– Давайте выпьем! Я вижу, что вы меня понимаете!
– Конечно, – с готовностью отреагировал Котов.
Лариса слушала эту внутрилитературную перебранку и снисходительно улыбалась. И тут неожиданно заметила взгляд незнакомого молодого человека, который сидел напротив.
Это был жгучий брюнет с короткой стрижкой, высокий и широкий в плечах, в очках-хамелеонах. На левой щеке у него была большая родинка. Пожалуй, он был одним из немногих, кто был практически трезв. Лариса заметила, что он как держал наполненным бокал с шампанским, так и цедил его вот уже часа полтора.
Рядом с ним сидела достаточно бойкая молодая особа в джинсовом костюме, громко общалась с компанией, сосредоточившейся на противоположном конце стола.
