на цель и лишь затем вернулись в пограничный батальон.
– Товарищ майор, – доложил комбату Боков, – облетели район боевых действий, никого не обнаружили. Щебнев ведет поиск. Я предлагаю, не дожидаясь темноты, высадить туда роту и прочесать местность.
– Меня, товарищ капитан, ваши предложения уже абсолютно не интересуют, – скривился от его слов комбат, как от зубной боли. – Вы и так достаточно напредлагали. Когда подойдет на броне вторая рота, соберите офицеров.
Дожидаясь подкрепления, Григорий посматривал в сторону ворот, все еще надеясь, что вот сейчас в них появится пулеметный расчет. Но в них показался Щебнев и все те же десять человек.
– Товарищ старший лейтенант, кто вам разрешил вернуться? – зло спросил Боков.
– Не кричите на меня! – старался сохранить достоинство взводный. – Если бы кто-то остался в живых, давно бы вышел на плато или сюда в батальон… Там уже невозможно оставаться: «духи» ведут сумасшедший огонь.
Из штаба выглянул Зубов, недовольно сказал:
– Что вы привязались к Щебневу? Он принял умное решение, не то, что некоторые его начальники… Вадим, сажай своих людей в вертолет и домой. А с вами, Боков, мы будем воевать здесь до победного конца, чтобы поняли, во что выливается дурная инициатива.
Вторая рота прибыла только под вечер. Боков собрал офицеров под раскидистой чинарой, одиноко стоящей возле глинобитного здания штаба. Комбат, насупившись, сказал:
– Вот, видите, какую кашу наш начальник штаба заварил: шесть человек бросили. И где их искать – никто не знает… Выдвижение в район боевых действий начнем, когда стемнеет. Пойдем вдоль реки. Там меньше вероятность напороться на засаду. Какие будут предложения?
Боков молча выслушал обвинения в свой адрес, но посчитал себя обязанным высказать свое мнение:
– Товарищ майор, надо начинать выдвижение немедленно. Может, люди еще живы и ждут нашей помощи.
Комбат поморщился:
– Товарищ капитан, я еще раз повторяю: ваши предложения меня абсолютно не интересуют. – Сдерживая гнев, медленно добавил: – Пойдете впереди разведдозора, понятно? Если нарвемся на засаду, пусть вас первым и шлепнут. Только так вы сможете смыть свой позор.
Искры гнева сыпались не только из глаз комбата. Они горели и в глазах офицеров: из-за него им сейчас идти под пули. Григорий кожей ощущал их ненависть, и его душила незаслуженная обида. «Неужели для того рвался в Афган, чтобы стать урной для плевков? – думал он с горечью. – Я же не первым убегал! Последним ушел».
Позади остались две бессонные ночи, но он так и не смог сомкнуть глаз, бездумно смотрел на пробивающиеся сквозь листья яркие чужие звезды. Душевную боль глушила боль физическая: ныли стертые ступни.
В назначенный комбатом час рота стояла в готовности к движению. Но Зубов решил разбить спецназовцев на тройки взаимодействия. Пока инструктировал их, прошло минут сорок. Затем цепочкой
