рюкзаки и сумки и подбежали к стоявшим офицерам.
– Построились по росту в одну шеренгу! – скомандовал прапорщик. – Рюкзаки на плечо! Нале-е-ево! Вперёд шагом марш!
И сам быстрым шагом пошёл рядом.
Их вывели во двор, где стоял уже другой автобус. Посадив новобранцев в салон, прапорщик оставил их на подошедших с рюкзаками и коробками сержанта, ефрейтора и рядового. Все они также были в пограничной форме.
– Пацаны! – обратился к солдатам Лёха Пеников. – Сдаётся мне, что повезёте вы нас к чёрту на кулички?
– Ты угадал! – весело рассмеялся ефрейтор. – Если б ты знал, какие это кулички, ты бы, наверное, своим ходом уже туда добежал.
– В каком смысле? – не понял тонкого подтекста Лёха. – Там что… э-эт-то? Ну, кормят, поят хорошо? Развлечений много?
– Чего, чего, а всё, что ты перечислил, присутствует с избытком, – внимательно изучая новобранцев, усмехнувшись, вставил сержант.
– Эх, а какая же у нас красота! – мечтательно закрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья, протянул рядовой боец.
– Ох и хитрые вы парняги, – засмеялся весело Лёха. – По ходу дела, такими баснями вы нас заманиваете в такую дыру, от которой в скором времени все мы волками завоем!
– Обижаешь! – открыл глаза рядовой. – У нас такая красота! А воздух?! Чистейший горный воздух! Вы знаете, где больше всего живёт долгожителей? В горах.
В этот момент к автобусу подошли старший лейтенант с дипломатом и прапорщик с небольшим чемоданчиком. Открыв дверь, они вошли в автобус, и прапорщик отдал приказ водителю ехать на железнодорожный вокзал.
…Время – такая субстанция, которую замечаешь, когда либо чего-то ждёшь, либо тебе нечем заняться. Вот и у Николая одно из таких свойств времени постоянно вызывало тоску. Прошёл уже почти год с того момента, как его и Лёху Пеникова после учебки направили на одну из погранзастав. За всё это время Николай получил от Ларисы всего одно письмо, хотя сам ей писал каждую неделю. Матери так не писал. Лора сообщала, что всё у неё хорошо, учёба, да и другие дела в норме, только вот родители вдруг взяли и развелись после четверти века совместной жизни.
Конечно, им, постоянно занятым тренировками и совершенствованием воинского мастерства, некогда было скучать. Но после отбоя, когда, казалось бы, тело должно было отключиться от усталости, мозг, перебирая и раскладывая полученную за день информацию, спотыкался о колдобину, которую, как мозоль, однажды выросшую, не удавалось вывести. Колдобиной этой являлось отсутствие писем от Лоры. Николай тосковал, мучился, стал нервным и вспыльчивым.
Лёха, знавший причину такого поведения Николая, не подкалывал; за время совместного солдатского проживания он убедился, что лучше и надёжней его друга Коляна нет никого на целом свете. И наедине говорил:
– Ты Колян, в отпуск бы съездил, что ли? Увиделся бы там со своей ненаглядной, я ведь понимаю твоё состояние,
