сто семьдесят два», как оказалось, была одной из самых жестких в городе. А ведь слышал же я сказочные рассказы про блестящую школу № 66, где одиннадцать золотых медалистов за один выпуск было рабочей обыденностью…
Один мой «старинный» знакомый, перейдя из нашей дыры в другую школу «почище-с», по причине переезда родителей был насильно перетянут из категории равнодушных троечников в радужные отличники всем дружным новым классом. Там он немедленно начал встречаться с местной «красоткой-интеллектуалкой», а его тайные литературные опыты были приняты одноклассниками «на ура», и он стал одним из «полноправных ярких личностей», которые в детском кинематографе вызывают раздражение и даже некоторое смущение, но в жизни…
Как мне не хватало этого тогда в жизни! Если бы не музыка и книги – моя тайная отдушина, волшебный мир, в котором можно было много где спрятаться, я сошел бы с ума или просто сбежал из опостылевшего города. Только бы не идти больше в жуткие классы и не видеть ненавистных учителей, которых я терпеть не мог (ну, в основном, конечно) и гопарей-людоедов. Господи, как же можно было стать ТАКИМ?!! Что создает этих жестоких чудовищ, что водились в нашем, не самом «зверином» классе и ещё похлеще в «тюремных» других? Как может человеческое существо стать настолько завистливым, жестоким, совершенно равнодушным к чужой человеческой боли и даже, наоборот, обожать эту боль?!! Как же было их много этих зверьков, как же много…
Злобные девки втроём в приступе животной ревности отделали до «сотря́са» четвертую из-за «симпотного» парня, что знать не знал о них всех…
Абсолютно неадекватная училка Татьяна Аркадьевна по кличке «Аркашка» была уволены за то что, пробила башку своему несколько шаловливому ученику. Ну вот решила она, «новаторская педагоги́ня» наша, нерадивого парня немножечко… поучить. По Макаренко, так сказать, да Сухомлинскому. Причём, ненормальная она была в самом, что ни на есть, медицинском, патологическом смысле, и это было ясно видно и понятно любому завалящему ученику, а не то, что «прозорливому» нашему директору. Как её вообще могли допустить к обучению?! Мне страшно от этого дурдомовского факта до сих пор.
Она с наслаждением вела помимо основного предмета ещё печально известную «Этику и психологию семейной жизни» и выдавала там «архитезисы» такой вопиющей пошлости, что были они просто на гране дворовой похабщины. У неё был какой-то жутчайший «переклин» на сексуальной сфере, и каждая несчастная девчонка из нашего класса боялась до припадка, что эта ведьма заставит читать её вслух перед всеми что-то вроде этой её вечно неточной цитаты: «И срамные девки тоже, огурцом намазав рожи, и, почуяв в ляжках зуд – Стеньку Разина везут!». По теперешним меркам не смертельно, но тогда… Девочка и перед всем классом… Бр-р-р!
Моя первая учительница… Далее по стереотипу должно следовать что-то душевно-ностальгическое, но я помню лишь её массивный перстень из какой-то слоновой кости, которым она лупила по черепу каждого,
