швырнул бритву в раковину, большими шагами протопал к двери и распахнул ее.
– Так я и знал, что твоя последняя, – с порога объявил Саня. – Оно по-другому и не бывает! Дай пройти-то!
Василий Васильевич посторонился.
– Весь дом на фиг обошел, и твоя последняя, как специально! – сокрушался Саня, выставляя на стол бутылку и два стакана. – Ты обещал со мной чокнуться за Ванюшку! А откуда я знаю, в какой ты камере!..
– Ты бы спросил. – Меркурьев посмотрел на бутылку со стаканами и опять почувствовал головокружение и неприятное шевеление в желудке. – Тебе бы сказали.
– Да я бы спросил, только не у кого! Все по норам сидят, как кроты! Одна какая-то мне говорит – идите вон, я не одета! И обозвала еще.
– Как обозвала-то? – осведомился Василий Васильевич. – Нецензурно?
Саня пожал плечами. Из бутылки он разлил жидкость по стаканам – в один только капнул, а в другой – до краев.
– Не, вроде цензурно. – Он вздохнул и взялся за стакан. – Мужлан, говорит! Это цензурно, нет?
– Это даже культурно, – пробормотал Василий Васильевич.
– Ну, бери посуду-то!..
– Да погоди ты, дай я добреюсь!
– Сколько можно годить?! Горит все!
– Дотла не сгорит, – сказал бесчувственный Меркурьев, вернулся в ванную, взялся за бритву и крикнул: – Будут стучать, открывай!.. Спрашивай, что надо!..
– Чего?!
Меркурьев пустил воду и долго и тщательно брился.
Когда он вышел, Саня, сгорбившись, сидел в кресле и смотрел в открытое окно на море, над которым поднимался туман. Нетронутый стакан так и стоял на столе. Василий Васильевич даже удивился.
– Ну чего? Можно уже? – обернулся Саня.
– Можно, – разрешил Меркурьев и взял тот, в котором была капля.
– За упокой Ванюшкиной души, – произнес Саня с торжественной горечью. – Пусть земля ему, как говорится… Не чокаясь.
И в несколько глотков вытянул весь стакан.
Василий Васильевич посмотрел, как Саня возвращает стакан на стол и сразу же наливает следующий. Затею с совместным возлиянием он перестал понимать окончательно. Зачем Сане нужен он, если за упокой души – не чокаясь?..
– А теперь, – торжественно объявил Саня, – за всех оставшихся, то есть за нас. Давай, братан, чокнемся.
Вот в чем дело. Теперь можно чокаться. Теперь – за нас.
– Закусить нечем, – пожаловался Саня, осушив второй стакан. – Без закуски плохо. И что ты зашитый – плохо. Пил сильно?
Василий Васильевич промолчал.
– Ну, еще по одной.
– Пойдем вниз, – предложил Меркурьев. – Там еду можно добыть.
Саня помотал головой.
– Не пойду я. Внизу народу как сельдей в бочке, все пялиться будут! Вчера, знаешь, как глаза вылупили? Я лучше тут, у тебя, посижу.
– У меня, – пробормотал Василий Васильевич. – Милое дело.
– Слышь, братан, а ты молодой, что ли? Я на улице подумал
