глазами и блаженной улыбкой. Может быть, лучше умереть за гранью того, что кто-то почему-то называет нормальной жизнью? Умереть в мире сладких грез и фантазий, забыв о социальном расслоении, о жестокости и зле, о насилии и унижении, обо всем. И, может быть, перед смертью я увижу капли дождя на асфальте, яркий свет солнца и счастливых, улыбающихся детей, идущих навстречу жизни. Они еще не потеряли какое-то первобытное животное или ангельское чувство радости и любви ко всему миру. Дети идут, и зло, находящееся пока в другом измерении, не может коснуться их чистых душ.
Потом мы свернули с КАДа по ухабам в какой-то поселок. Проехали по грязной, неасфальтированной дороге и, наконец, подъехали к покосившейся избушке. Это был старый бревенчатый домик в три окошка, обитый досками и покрытый облупившейся зеленой краской, такие строили еще до второй мировой войны. Все рассуждения моего нового возлюбленного на мгновенье показались мне глупостью. Мы элементарно нарушили закон. Но через минуту я вдруг почувствовала какую-то долю правды во всех словах Сергея.
Мы вышли и увидели потемневший от времени низкий забор. За ним тот самый домик. Мы прошли по заснеженной дорожке, поднялись по ступенькам и долго стучали в дверь. Наконец нам открыл человек в старой фуфайке времен культа личности, его лицо бороздили глубокие морщины, он казался древним стариком. Мне стало не по себе. Дизайн помещения оставлял желать лучшего. Старая русская печь, паутина по углам, древние грязные обои на стенах, железная кровать, больше напоминавшая тюремные нары, пара колченогих стульев, облупившийся деревянный стол.
Мы стояли у открытой двери, а старик чуть отступил и пристально смотрел на нас. Его глаза скрывали большие очки с мутными стеклами.
– Детки, – наконец произнес он скрипучим голосом, – скоро Николая Второго расстреляют.
И знаком пригласил нас сесть за стол в центре комнаты.
В углу на полу стояли иконы, потемневшие от времени, покрытые слоем пыли, и несколько статуй в довольно хорошем состоянии.
– Ты нам должен три миллиона евро, – быстро сказал Сергей.
Старик неожиданно скинул фуфайку, под ней был современный костюм. Я поняла, что у него на лице специальная театральная маска. Мне вдруг стало страшно.
– Пусть девчонка покажет товар, – приказал таинственный незнакомец.
Я сообразила, что до сих пор прижимаю к себе иконы. Сергей отдернул занавеску возле печи, за ней никого не было.
– Лариса, покажи, но не давай ему в руки, – быстро произнес мой друг.
Я поставила образа на пол.
– Бумагу сними, – буркнул ряженый старик.
Я повиновалась. Покупатель долго цокал и ходил вокруг икон, трогал и смотрел под лупой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте
