нужно оказать ему помощь. Ты полежи, я быстро.
Он ушел. Она слышала, как он ходит туда-сюда по дороге и недовольно бормочет, видимо, ищет сбитого зверя, потом все смолкло. Когда Томас закрыл дверцу и свет в салоне погас, на Камиллу напал ее всегдашний первобытный страх перед темнотой, перед ночным одиночеством. Тоска, тоска… Было невыносимо оставаться во мраке, она села на сиденье, открыла дверцу и осторожно выбралась наружу. Чувствовала она себя на удивление хорошо, голова не кружилась, прекратилась дрожь, и даже нос больше не болел. Но вот пальто, кажется, было безнадежно испачкано кровью.
Впереди, у обочины, сияло пятно света от фонаря. Томас сидел на корточках перед неподвижно лежащим зверем. Камилла бесшумно подошла и заметила, что он делает ему инъекцию в заднюю лапу.
– Томас?
От неожиданности он вздрогнул. Аккуратно закрыл шприц колпачком, спрятал в карман плаща.
– Ты меня напугала.
– О, извини, я не хотела… Кто это?
Она присела рядом с ним на корточки и стала разглядывать зверька. Он был похож на небольшую пушистую собаку – с черно-белой мордой и полосатым хвостом. Только лапы с длинными пальцами были слишком похожи на кисть, а разбитая в кровь мордочка – заостренной… Определенно, зверь был мертв, он не двигался и не дышал.
– Кажется, это енот.
– Он погиб? Бедный… Никогда не слышала, что у нас водятся еноты.
– Помнишь тот скандал? Из Дании незаконно ввезли енотов, сибирских белок, еще кого-то. Наверное, он из тех. Плодятся и шастают тут… – Томас поднялся с корточек. – Слава богу, ты совсем ожила. Не возьмешь фонарь? Надо отнести его в машину.
– Вдруг он какой-нибудь заразный? – заволновавшись, сказала Камилла. – Если от лисиц можно заразиться бешенством, то и от енотов тоже… Он весь в крови, Томас! Не поднимай его!
Но он уже нес енота в машину. Смирившись, она помогла ему: донесла фонарь, открыла багажник и вдруг почувствовала прилив крови к лицу, сигнал тревоги, который ее никогда не подводил. Ее беспокоила инъекция, которую муж поставил еноту. Ему понадобилось время, чтобы привести ее в порядок – откинуть сиденье, убрать подушку безопасности, достать нашатырь… они разговаривали, потом он искал енота – вышло гораздо больше, чем пять минут…
– Он же мертвый, Томас, – сказала она хрипло. – Все реанимационные сроки прошли. Зачем ты делал ему инъекцию? Поставил свою сыворотку, да? Зачем?
– Сядь в машину, – с внезапным раздражением бросил он, захлопнув багажник. – Зачем да почему. Ну и денек выдался. – Он сжал кулак и хотел ударить по багажнику, но сдержался и, не глядя на Камиллу, пошел садиться.
Мертвый енот окончательно испортил вечер. За короткие минуты пути, оставшиеся до их дома, они не проронили ни слова, молчала и магнитола, исчерпавшая запас лирики. Дома отчуждение не прошло. Камилла приняла душ и сразу легла, а Томас ушел смотреть телевизор в гостиной и провел ночь там же, на кожаном диване, в компании шерстяного пледа.
…Ее разбудил распространившийся
