Всегда. «Кому же из теннисистов удастся остановить Роджера? Кто сможет прервать победную серию из ста матчей?» – восклицают спортивные комментаторы. Но только волнуются и предрекают они тщетно. Никому, как ни старается народ, обломать швейцарца не удается, он всех громит и громит… Максимум – первый сет сольет, зато потом в такую ярость приходит, что самые дерзкие ему под ноль продувают. А выиграть сто матчей подряд, без единого поражения – вы хоть представляете, что это такое? Ведь слово «турнир» – это только звучит мощно, будто надо играть и играть, а на деле – лишь несколько удачных партий, и вот она, корона! Чтобы взять Большой шлем, нужно всего-то победить в восьми матчах.
Но сколько народу, сотни, тысячи, десятки тысяч честолюбцев напрасно об этом мечтают?! Вон англичане целый фильм сняли под названием «Уимблдон» – как житель Соединенного Королевства побеждает на пресловутом турнире. Надеялись, наверно, что своих спортсменов к свершениям подхлестнут – из современных-то англичан Уимблдон еще ни одному не покорился! Но только зря старались – их звезда, Тим Хенман, дальше полуфинала ни разу не прошел. И все другие англичане тоже на почетный титул лишь зубами клацают. А у Федерера этих Больших шлемов – уже целая комната, минимум пять сервантов. Стоят себе, пылятся, подставляют бока под тряпки лощеных горничных. И наверно, его даже не радуют. Чему, действительно, радоваться, когда кубки можно уже на вес продавать? Мил ему из них, наверно, только первый…
А мне – хотя бы один такой! Или даже половинку, четвертушку, хотя бы одну восьмую!..
Для начала я согласен, конечно, на приз куда попроще. С турнира любой серии, любой категории и минимального призового фонда. Лишь бы выиграть, лишь бы стать первым! Эти кубки, чтоб их, мне уже снятся, преследуют, мерещатся…
Но только что говорить!
Я – теннисный неудачник. Я до сих пор не выиграл ни одного турнира, школьное первенство, турнир в доме отдыха и соревнования на теплоходе, конечно, не в счет. А ведь большой теннис для меня любимее всего на свете. Милее вкуснющей маминой жареной картошки и даже Милки Безуховой из десятого «Б».
Семья у нас хотя формально и многодетная, но маленькая. Две сестры, я, папа, мама, бабушка – она живет в Подмосковье и наезжает редко. Еще на юге, в Краснодарском крае, живет ее бывший муж, папин отец, известный приколист. А больше и нет никого. Ни дядюшек, ни тетушек. Один дядя Митя, папин брат, был – и тот давно умер. Так что нашим воспитанием занимаются исключительно родители. И в спорт в раннем детстве предки меня отдали не для рекордов, а чисто для того, чтоб я гармонично развивался. Я мелким-то чахлый был и носом вечно хлюпал – как, впрочем, все московские дети. Вот в пять лет меня уже и сбагрили – на плавание, в лягушатник при детской поликлинике. Я там быстро освоился, без труда научился держаться на воде и полюбил подныривать под девчонок, соратниц по тренировкам, и хватать их за ноги. Те противными голосками визжали, жаловались родителям, и меня, нарушителя спокойствия, из лягушатника живо поперли. И тогда предки отправили меня в обычный, уже взрослый бассейн. От соплей к тому времени я излечился, занятий не пропускал, резиновую шапочку
