свинцовым, с толстенными цветными стеклами, запросто способными выдержать вес человеческого тела, все обернулось бы иначе. Однако гений-хранитель Вигерена нынешним вечером явно отвлекся и не следил за мытарствами подопечного.
Легкие раздвижные рамы, недавно установленная новомодная диковина из Аргоса, с грохотом проломились.
Немелодичный звон и треск грузно обрушивающейся шторы чрезвычайно удачно заполнили перерыв между очередными танцами. В черную дыру, обрамленную зубчатыми осколками, радостно ворвался сырой ветер, принеся с собой шелест дождя и неразборчивые яростные выкрики. Оркестр сбился с такта и умолк, разговоры прекратились, кое-кто из благородных дам наладился упасть в обморок.
К тому времени, когда слухи о происшествии достигли ушей коронованных особ, драка на балконе превратилась в некое подобие барсучьей возни – по мокрым мраморным плитам катались неопрятным клубком два порядком изодранных, местами окровавленных тела. Надрывно стонал Вигерен, пытаясь выбраться из расщепленных остатков рамы. Эвье, держась обеими руками за живот, свесился между колоннами ограждения и извергал остатки обильного ужина. Лицо у него приобрело бледный зеленоватый оттенок.
… Конни замахнулся в очередной раз, почти не осознавая, кого и по какой причине избивает. Время от времени до его слуха долетал слабый, омерзительно звучавший хруст, словно каблук сапога давил в лепешку панцирь крупного и наверняка опасного насекомого наподобие скорпиона.
– Пр-рекратить! – рявкнул мощный бас, знакомый всем без исключения обитателям дворца. Вслед за тем Конни, словно щенка, выволокли за шиворот из свалки и вздернули так, что носками сапог он едва касался пола. – Коннахар?.. Что ты тут натворил?
– Отпусти меня! Отпусти! – выкрикнул или, скорее, взвизгнул Конни, пытаясь вырваться и завершить расправу. Все старания привели к тому, что молодой человек в точности уподобился болтающемуся висельнику, лихорадочно пытающемуся нашарить спасительный чурбак под ногами. Спустя миг Конни свел близкое знакомство с холодной шершавой стеной, о которую его чувствительно приложили. Жестокая мера, как ни странно, вернула рассудку частичное здравомыслие, а с ним пришло тягостное недоумение.
Как же так вышло, он только собирался припугнуть этих болтунов и ничего больше…
Рука, мертвой хваткой сжимавшая воротник Конни, слегка разжалась и повернула его лицом к свету факелов. На галерее стало куда многолюднее, но Конни это не волновало. Он хотел одного: убедиться, что с Айлэ все в порядке. После начала схватки она куда-то пропала, и Конни испугался, как бы в суматохе ее случайно не задели.
Вместо баронетты Монброн Коннахар встретился взглядом с собственным отцом и невольно попытался отступить, чему воспрепятствовала не пожелавшая отдвинуться стена. Выражение лица правителя Аквилонии не предвещало ничего хорошего, хотя его вряд ли можно было назвать «разъяренным» или «свирепым». Внезапно Конни захотелось стать невидимым или открыть глаза, понимая:
