за свою независимость; для иных – страх, что любовь прекратится, страх быть оставленным, брошенным. Пока человек сконцентрирован на себе, на своих проблемах, эти страхи и не могут прекратится, разве что, вытесненные в подсознание, могут быть заменены другими. Когда же человек выходит за пределы своего Я, все эти опасения оказываются такими маловажными по сравнению с радостью любви, сопричастия, радостью встречи в земной и неизбежно конечной жизни. Когда Другой со своими заботами становится для нас центром мира, мы подспудно ощущаем подлинность собственного существования.
Ирвин Ялом, опытнейший экзистенциальный психотерапевт, пишет о своем удивлении результатами анализа субъективных отчетов пациентов «групп общения». Для описания происшедших с ними перемен пациенты охотно использовали «экзистенциальные категории», несмотря на то что терапевты, проводившие группы, не были ориентированы именно на этот подход. Вот эти утверждения:
• Осознание того, что жизнь иногда устроена нечестно и несправедливо.
• Осознание того, что в конечном итоге не избежать какой-то части жизненных страданий и смерти.
• Осознание того, что какова бы ни была близость с другими людьми, все равно я должен справляться с жизнью в одиночку.
• Встреча с базовыми вопросами моей жизни и смерти, благодаря которой я могу теперь проживать свою жизнь более честно и меньше вовлекаться в тривиальности.
• Осознание того, что я несу конечную ответственность за то, как проживаю свою жизнь, независимо от того, сколько поддержки и руководства получаю от других.
Особо высокую значимость имел последний, пятый, пункт76. Ялом приводит и другие данные, свидетельствующие о том, что в результате эффективной терапии пациент начинает все больше сознавать свою (и ничью иную) ответственность за собственную жизнь. Узнавая больше о близости и об интимности, о том, что́ нам могут дать отношения с другими людьми, человек также обнаруживает и пределы близости, т.е. выявляет, чего он не может получить от других людей.
Однако даже в заботе о себе нужна мера. Одним из первых о нравственном и экзистенциальном измерении меры писал Плотин: в своей нравственной жизни субъект только отдает дань нравственным императивам, не исчерпывая себя в них. В этом и проявляется универсальный характер принципа «справедливости» – воздаяния «каждому по достоинству» (kat`axian), соблюдения некоторой «меры», препятствующей всякой чрезмерности в притязаниях и избыточности в самоотдаче. Отношение к своему Я колеблется в широком континууме между глубоким равнодушием и «больной совестью» (избыточным, навязчивым вниманием к мелочам, приводящем к забвению главного) в заботе о себе (подробнее на этом мы остановимся в главе 7).
Аристотель во второй книге «Эвдемовой этики» подвергает анализу структуру добродетели как устойчивого состояния, «при котором люди совершают прекрасные
