с Платона в культуре ставится следующий вопрос: «Какой ценой постигается истина?» По мнению М. Фуко, эта цена заключена в самом субъекте в форме вопроса: «Какую работу я должен проделать над собой? Как должен я преобразовать самого себя? Какие изменения своего бытия я должен осуществить, чтобы постичь истину?»2
Сам по себе, сам как таковой, говорит М. Фуко, субъект не способен к восприятию истины. Он сумеет ее постичь лишь в том случае, если произведет с собой целый ряд изменений: операций, трансформаций и модификаций, которые сделают его способным к восприятию истины, – и, видимо, к тем действиям, которые расширяют возможности и его самого, и человечества в целом.
Именно в этом отношении, может быть, наиболее ярко проявляются различия между людьми, неравенство обычных, нормальных взрослых людей, которое, как говорит Д.А. Леонтьев, «определяется мерой их индивидуальной онтогенетической эволюции, являющейся следствием их личного выбора и усилия. Вариативность людей проявляется не просто в выраженности тех или иных индивидуальных особенностей и в своеобразии внутреннего мира, а в качественной разнородности форм отношений с миром у разных людей». Эта качественная разнородность имеет под собой объективную основу. Однако «она определяется не априорным разделением людей по “кастам”, а мерой индивидуального продвижения по пути очеловечивания»3. Даже к моменту совершеннолетия индивидуальная эволюция человека отнюдь не прекращается.
Одним из наиболее разработанных концептов в экзистенциальной теории личности, отражающих меру «индивидуального продвижения по пути очеловечивания», является понятие аутентичности. Аутентичный человек, по С. Мадди, развивает свои психологические потребности, стремясь полнее реализовать те возможности, которые имеются у него как у уникального субъекта. Цельность и способность меняться при этом позволяют ему принимать неопределенность, связанную с будущим, на которое он ориентирован. Принимать связанное с неопределенностью беспокойство ему также помогает мужество. Неаутентичный человек не развивает, а подавляет собственно человеческие психологические потребности, он не мыслит себя вне предопределенных социальных ролей и биологических потребностей. В его поведении непоследовательность и стереотипность нередко «застывают» в эксплуатации других, в ригидных материалистических установках, в чувствах бесполезности и ненадежности. Он боится неопределенности будущего; уклоняясь от нее, он определяет себя исключительно в терминах своего прошлого или настоящего, несмотря на происходящие от этого чувства вины и сожаления4.
Для психологии последних десятилетий характерен рост интереса к позитивным вариантам личностного развития. Возникло новое направление – позитивная психология5. В работах Кристофера Петерсона и Мартина Селигмана6, а также Дональда Клифтона и Эдварда Андерсона
