трофейный, ствол я по-прежнему держал в правой руке, оставалось лишь подхватить в левую заранее собранный портплед и бодро зашагать к выходу. Можно было бы, конечно, снять трубку и попытаться выяснить, какого эффекта добиваются на том конце провода, но я буквально кожей чувствовал, что вряд ли это будет хорошо. Тем более что на шестом звонке этот эксперимент как-то сам собою прекратился. Я поравнялся с Иваном Денисовичем, он как раз в этот момент закончил свои манипуляции с глушителем, и – время понеслось вскачь.
Все произошло практически одновременно. Неуловимым движением вскинув пистолет, он направляет его в сторону лежавших на полу людей. Хлопок – мощный удар подбрасывает голову мужчины, и на его высоком, с большими залысинами лбу появляется аккуратная дырочка. На полу стремительно расплывается кровавая слякоть; я толкаю Ивана и злобно шиплю: «Отойди, я сам!» – он удивлённо смотрит на меня, но подчиняется, делая шаг в сторону. А я дважды нажимаю на спуск, ювелирно укладывая пули в миллиметре от головы девушки, уже плывущей в луже чужой крови. В это мгновение глаза Элины Шланиц открываются. Неимоверно долгая доля секунды и – её взгляд, в котором одновременно живут ненависть, удивление, понимание, благодарность и ещё сотня чувств, не имеющих имени. Потом она утыкается лицом в окровавленное плечо своего напарника. Ничего не заметивший Ванечка нетерпеливо окликает меня. До конца своей жизни парень будет твёрдо верить, что видел ДВУХ покойников, рядком лежащих на полу гостиничного номера. Полная, стопроцентная иллюзия. Что же это я учудил-то, а?
Разбираться в сложной мотивации своих поступков у меня времени нет. Подцепил вирус гуманизма? Поскольку при моём образе жизни эта штука автоматически приводит к летальному исходу… Буратино, ты сам себе враг, ей-ей.
Коридор прекрасно освещён, чисто убран и чарующе пуст. Мертвая тишина. В хорошем смысле этого слова. Иван Денисович и я грациозно пробираемся по неодушевлённому пространству, не забывая, впрочем, пристально изучать окрестности.
Едва покинув номер, мы, не сговариваясь, ринулись в сторону противоположную лифту. Профессионализм, понимаете ли, его не пропьёшь. Добравшись до дверей, ведущих на пожарную лестницу, я вдруг вспомнил, что сам, лично, возжелал поселиться на двенадцатом этаже. Нет, определённо, если человек дурак, то это навсегда. Идти-то теперь сколько? Вот-вот…
Спускаемся. Чинно, мирно, оружие на виду не держим, страшных глаз никому не делаем. Потому что – некому. Первые признаки жизни появляются где-то в районе четвёртого этажа. Внизу мягко шлёпает дверь, слышны шаги. Торопливые шаги, между прочим, почти бежит человек. Это вверх-то, да при живом лифте? Местный городской сумасшедший? Не верю… Спутник мой тоже преисполнен скептицизма. Без слов, на пальцах уточняем стратегию.
Иван Денисович, как личность менее известная, продолжает угрюмо шлёпать вниз, поплёвывая на грозящую МНЕ опасность. А я тем временем успеваю бесшумно юркнуть в дверь на третьем этаже и жду любителя пеших прогулок по лестницам, старательно изображая из себя
