сходились к площади Звезды и вливались в единый могучий поток народной воли, неудержимо катившийся по Елисейским полям.
Разительным отличием этой грандиозной демонстрации от сотен и тысяч прежних выступлений французских масс было молчание. Ни криков, ни песен – одни лишь сдержанные разговоры. Когда какой-нибудь энтузиаст или провокатор вскакивал на крышу автомобиля, пытаясь что-то выкрикнуть, толпа стаскивала их одинаково безжалостно.
Народ был начеку.
Громкоговорители до сих пор не передали ответа Москвы.
Народ не хотел пропустить ни единого слова в этом известии.
Радио упорно молчало. Зато по городу поползли слухи, колючие и липкие. Какие-то типы шныряли в толпе. Нескольких провокаторов выловили. Шоферу-волонтеру пришлось отвезти их в институт Скорой помощи. Когда двигаться стало уже некуда, толпы застыли. Люди стояли на всех площадях, на улицах и бульварах. Перед дворцом президента, перед палатой депутатов, у монументальных зданий банков стояли пикеты Народного фронта.
Боялись провокаций. Полиции и гард-мобилям[2] нужен был только предлог, чтобы пустить в ход бронированные автомобили. Но город был недвижим и молчалив. Молчали опустевшие заводы, не гудели автомобили, брошенные шоферами. Застыли на площадях безмолвные автобусы. Даже в кафе на бульварах царила мертвая тишина. На спинках стульев белели брошенные фартуки гарсонов.
Париж молчал.
Правительство не решалось заговорить. Оно не хотело говорить правду, а лгать в такой тишине было страшно. С его согласия «боевые кресты» пустили своих шептунов:
«Москва не решится, она слаба… СССР покинул Францию. Франция одинока. Франция изолирована. Германия размозжит нас одним ударом своего бронированного кулака. Надо уступить…»
Так прошел день. Необычайно длинный и тихий для Парижа день 16 августа.
Около полуночи загремели рупоры на зданиях редакций левых газет:
«Французы! Решение Кремля состоялось. Великий Советский Союз остался верен взятым на себя обязательствам. Он не покинет демократии в час фашистской агрессии. Народы Советского Союза еще раз протягивают руку французскому народу через головы всех предателей. Пожмем эту руку миллионами трудовых рук всех честных французов. Да здравствует великий Советский Союз! Да здравствует союз демократий всего мира!»
Молчать было немыслимо. Официальное коммюнике в сдержанной форме сообщило о «заверениях», полученных французским послом в Москве. По тону сообщения было видно, что это известие испугало буржуазных воротил больше, чем если бы им сообщили об оккупации Третьей империей половины Франции.
По улицам Парижа женщины несли увитые цветами портреты советских вождей. Короткое радио из Москвы сохраняло женщинам надежду на то, что полтора миллиона французских солдат, стоящих на линии Мажино, избегнут нависшего
Особый корпус охраны.
