сзади своей роты, не зная, что делать. В глубине его души кто-то настойчиво твердил, что это подлость, зверство, что так делать было нечестно, и вместе с тем кто-то другой ехидно спрашивал:
– Ну хорошо, их не расстреляли бы. Тогда что с вами они, господа офицерики, сделали бы? А?
Офицер не находил ответа и нервно тер себе рукой лоб. Бой затих совершенно. Братавшиеся были почти все перебиты. Несколько человек попало в плен, и только небольшая кучка успела отойти в сторону своих вторых линий. Среди захваченных в плен оказался командир красной роты, отрекомендовавшийся Мотовилову бывшим царским офицером. Мотовилов с усмешкой спрашивал пленного:
– Ну и что же этим вы хотите сказать? Вы думаете, что это оправдывает вас, говорит в вашу пользу?
– Я полагаю, вы понимаете, что я не мог не служить в Красной Армии, так как был мобилизован как военный специалист, – защищался красный командир.
Мотовилов закурил папироску и, не торопясь отстегнув крышку кобуры, вынул наган.
– Если вы офицер, тем хуже для вас, вы совершили величайшую подлость, пойдя против своих же братьев офицеров, вы своими знаниями способствовали созданию Красной Армии. Этого мы вам никогда не простим, и такую сволочь будем уничтожать беспощадно.
Брови у пленного дернулись. Рот раскрылся. Беспомощно махнули руки.
Мотовилов опустил дымящийся револьвер. Остальные пленные, раздетые донага, с дрожью жались друг к другу. Только два китайца бесстрастно смотрели куда-то выше головы офицера.
– Ты кто? – теплый ствол нагана ткнулся в желтую грудь.
– Наша, советский, ходя.
– Сколько получаешь?
– Путунде. Не понимай, – китаец тряс черной щетиной жестких волос.
– Сколько офицеров расстрелял, сволочь?
– Путунде. Советский ходя, путунде!
Мотовилов широко размахнулся, ударил китайца по лицу. Быстро обернулся к другому, ткнул в зубы. Глаза китайцев снова стали бесстрастными, лица окаменели. У одного из носа капала кровь.
– Ну что, достукались, сибирячки?
Мотовилов злорадно разглядывал неудачных перебежчиков:
– Сейчас я вас расстреляю.
Пленные покачнулись.
– Я не сибиряк, господин офицер. Я давно в Красной Армии. Меня не надо расстреливать. Я хочу в плен.
Голый человек с рыжими усами сделал шаг вперед.
– Я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Расстреляю, и все.
– Не имеете права, я пленный!
– Взводный второго взвода!
– Я!
Пожилой унтер-офицер подошел к подпоручику.
– Покажи вот этой сволочи, какие она имеет права.
– Всех, господин поручик, сразу? – угадывая намерения командира, спросил взводный.
– Ясно, как апельсин, – всех!
Глава
