называли сокращенно Сидорыч.
Сидорыч был однолеток графа и когда-то товарищ его детских игр. Он боготворил графа и готов был за него идти буквально в огонь и воду.
Второе он даже доказал на деле, спас тонувшего князя, когда последний еще был мальчиком.
Эта услуга, в связи с привычкой, сделало то, что Сидорыч стал необходимым для князя человеком, поверенным его сокровенных тайн, даже советчиком.
Он был человек природного ума и, находясь постоянно при князе, даже вкусил от образованности, хотя очень поверхностно. Впрочем, и образование самого князя не было особенно глубоким.
– Сидорыч, – сказал ему князь, – я знаю, что ты мне предан, ты доказывал мне это не раз, я за это платил тебе своею откровенностью. Чего я не мог тебе сказать, ты, вероятно, догадывался сам. Таким образом, ты знаешь все мои тайны, даже семейные… Сегодня я должен тебе дать очень важное поручение, которое будет новым доказательством моего к тебе доверия… Но раньше я должен быть вполне уверен, что ты готов мне повиноваться.
– Вы знаете, ваше сиятельство, что на меня можно положиться! – просто отвечал Степан.
– Хорошо, так слушай! Княгиня, ты знаешь, беременна…
Камердинер почтительно наклонил голову в знак того, что это обстоятельство ему известно.
– Через каких-нибудь два-три месяца у нее родится ребенок.
– Ваше сиятельство так любите детей, что, конечно, это доставит вам большую радость! – заметил Степан почтительно, полуфамильярно.
Нельзя было определить, звучала ли в его голосе ирония, или же он совершенно искренно произнес эту фразу. Глаза князя Андрея Павловича сверкнули гневом.
– У меня только один ребенок… Тот, который родится, – не мой, я его не признаю и никогда не признаю.
Степан в ужасе отступил на несколько шагов. Князь подошел к нему ближе и сдавленным шепотом заговорил. Слуга почтительно слушал, но видимо было, что речь князя производила на него страшное впечатление.
– Понял? – спросил его князь.
– Понял! Слушаю-с! – таким же сдавленным шепотом произнес Степан и, шатаясь, вышел из кабинета.
XV. При дворе
Успокоившись за судьбу уехавшей княгини и зная, что мать не применет исполнить его просьбу и будет сообщать обо всем, что случится с любимой им женщиной, Григорий Александрович перестал хандрить и бросился в водоворот придворной жизни.
Быть может, он старался забыться, а быть может, ко двору его влекло пробудившееся со всею силою честолюбие.
Кроме чина подпоручика гвардии, шестисот душ крестьян молодой Потемкин был сделан камер-юнкером.
Мечты честолюбца исполнялись: первый самый трудный шаг – начало было сделано. Он стал известен государыне, которая невольно обратила внимание на величественного конногвардейца, образованного и остроумного.
В первые годы царствования Екатерины жизнь при дворе была непрерывной цепью удовольствий.
Увеселения были распределены по дням: в воскресенье
