помещению. На ходу кивком поприветствовал Септимия Севера, тот молча вскинули руки. Затем продолжил.
– Не все так плохо, Матидия. Я даю тебе слово, что в скором времени этот вопрос будет решен, и своеволие чиновников будет умерено. Давай лучше поговорим о твоем сыне. У кого ты учился, Бебий?
Молодой человек вытянулся по стойке смирно, вскинул подбородок и доложил:
– Философии у Юния Рустика, а ораторскому искусству у Фронтона.
– Это безусловно знающие свое дело люди. Чему же ты научился к них? Скажи вкратце.
– У Фронтона – соглашаться с авторитетами и теми, кого толпа считает авторитетами. Рустик же, напротив, убеждал меня не принимать на веру ничье мнение, но проверять его на собственном опыте и на основе углубленных размышлений. Что до меня, император, – Бебий неожиданно примолк, затем продолжил уже более сильным, звонким голосом: – То я не намерен быть слишком суровым по отношению к пушистым зверькам, именуемым котами, ибо…
Бебий повторил позу оратора, в которой только что император обличал известных всем домашних любимчиков.
Он вскинул руку и обратился к слушателям:
– Ибо есть ли на белом свете другое животное, которое с такой непреклонностью и отвагой отдавало бы всего себя ловле крыс и мышей – существ мерзких, ненасытных, созданных на горе человеку, причиняющих столько бедствий собранному урожаю. Сколько наших женщин было напугано до смерти этими безжалостными, уничтожающими все, что попадется у них на пути, разбойниками! Кто из наших мужчин, столь доблестных на поле боя, справляющих триумфы, приводящих к покорности другие народы, стоя на четвереньках, изловчился поймать хотя бы самую маленькую мышку, сумел впиться в нее ногтями, не говоря уже о зубах?
Первым захохотал Септимий Север, следом император и Александр Платоник.
Молодой человек гордо продолжил:
– Еще я хочу сказать о немалом уме и душевном величии пушистых охотников. Разве не благородна жертва, на которую идет кот, когда пробирается в кладовую известным только ему путем! Разве не указывает он хозяевам лаз, каким враг может достичь запретных пределов, где мы, надеясь на вкусный обед, храним молоко, сметану, копченое мясо, я уже не говорю о свежей рыбе. И за этот подвиг, за слабость, понятную и простительную – ибо ущерб, приносимый котами, не идет ни в какое сравнение с бесчинствами, производимыми крысами и мышами, – мы жестоко лупим его, маленького, беззащитного. Лупим всем, что попадется под руку, до исступления, до жара в глазах. И это беззаконие, эту расправу мы, культурные и образованные люди, называем «уроками», «поучительным назиданием» или того горше – «обучением хорошим манерам»…
– Цезарь, – спросил легат, – где ты отыскал этого говоруна? Зачем на нем военная форма?
– Это сын моего старинного друга, Бебия Корнелия Лонга. Он явился в наш лагерь послужить отечеству и римскому народу.
– Ну,
