крепкий старик с вязанкой дров в дюжих руках.
– Вам кого? – спросил, лукаво щуря и без того узкие азиатские глаза.
– Хозяина.
– Я он и есть.
– Начальник НКВД Гуминский, – козырнул высокий гость. – Для тебя просто – Александр Викторович.
– Парфёнов. Глеб Васильевич, – чинно представился старик. – Чем, так сказать, могу быть полезен?
– Внука твоего допросить желаю…
– Эх, мил человечек, Ванечка на вопросы не отвечает. И вообще, сам выбирает, кому и что сказать…
– Да ну?
– Точно… Бывает – молчит неделями, слова из него не вытянешь, а бывает – выглянет в окно и бросит между прочим: «Вон – еще один покойник пошёл». Причем – серьёзно, не по-детски, грубым мужским голосом. Ну что – хочешь испытать судьбу?
– Ты меня не пужай! Где это слыхано, чтобы двухлетний ребенок по-взрослому изъяснялся?
– Ладно… Как желаете-с, – по-старомодному пробурчал Парфёнов и толкнул дверь в избу.
Ванечка игрался возле печи, совершенно не обращая внимания на вошедших.
– Кхы-кхы, – кашлянул Гуминский.
Мальчик не обернулся.
– Здравствуй, Ваня!
– Вы его не тормошите, товарищ начальник… Захочет – сам говорить начнет!
– Да что ты мне всё время указываешь? Я в эту бесовщину ни за что не поверю. Пока лично не убежусь… убеждусь… убедюсь… не увижу, одним словом…
– Тогда приготовьтесь ждать.
– Долго?
– Может, неделю, а может, две.
– Что ты несешь? Какую, мля, неделю? Я тебя на месте пристрелю, если он сейчас же рот не раскроет! Ну давай, Юродивый, говори, что тебе известно о моей судьбе? Что?!
Ванечка не ответил ничего.
Только взял в руки палку, стоявшую у печи, и направил её на раскричавшегося начальника.
– Пиф-паф! – он громко рассмеялся и стал носиться вокруг деда. Тот хотел приструнить внука, да не тут-то было – мальчик словно взбесился.
– Всё, пора прекращать этот цирк! – заорал Александр Викторович и потянулся в кобуру за пистолетом. – Сейчас я шлёпну и тебя, и твоего выродка!
В тот же миг Иван перестал водить свой дурацкий хоровод. Сел на пол, выкатил глаза и зычным басом твердо произнес:
– Не шлепнешь! Я умру в один день с товарищем Сталиным!
Гуминский, как это услыхал, опустился на четвереньки и по-собачьи ринулся из избы вон.
Александра Викторовича арестовали 18 апреля 1938 года. И почти сразу же поставили к стенке. Поговаривали, что перед смертью он вел себя неадекватно: превозмогая боль, наводил на палачей указательный палец правой руки и, целясь, выкрикивал: «Пиф-паф!». При этом дико хохотал. До слёз…
О том, что ему напророчил Ванечка, так никто бы и не узнал, если б не дядя Вася.
После ареста бывшего начальника болтливый водитель уже не мог больше держать язык за зубами и теперь, подогреваемый просьбами сотрудников,
