экипаж, атаковавший “Куин Элизабет”, действовал еще более успешно. Мину старательно заложили под дно судна; сами пловцы без приключений выбрались на берег и были схвачены английскими солдатами далеко от места подготовленного ими взрыва. Командир третьей “живой торпеды”, получивший задание взорвать авианосец, так и не смог обнаружить заданную цель, но, чтобы не возвращаться бесславно на базу, заминировал первый попавшийся под руку танкер.
В строго определенное время обреченные суда взлетели на воздух. Всего шесть человек сделали работу нескольких подводных лодок.
После этого случая правители разных стран мира серьезно задумались над проблемами создания в своих Военно-Морских Силах аналогичных диверсионных подразделений…»
И мне выпала честь служить в таком подразделении!
9
Почему Мисютин так разоткровенничался со мной? Прежде всего потому, что он психует, он на последней грани, – не понимает, за что угодил в тюрьму и получил такой срок. Можно попытаться представить себе ход его мыслей.
«…Подумаешь, угробил конкурента! Не своими же руками! Непосредственные исполнители попались на месте преступления и, доведенные до отчаяния побоями и угрозами, теперь глаголют, что получили приказ на ликвидацию лично от Барона. За это им на зоне кранты будут! Тем более, что “телегу накатывают” они впустую. Сам он никогда бы не опустился до отдания такого приказа. Для этих целей есть свора шестерок. Да, это он спланировал и подготовил акцию по устранению авторитета С. Но ведь никто не знал об этом! Почему менты решили сделать крайним его? Почему суд, обычно такой покладистый и гуманный, основываясь не на доказательствах, а всего лишь на показаниях киллеров, которым и верить-то нельзя, разошелся и впаял семь лет?! Может быть, менты получили заказ посадить наконец-то хоть одного организатора заказного убийства и на роль козла отпущения избрали его? Тогда как объяснить такое стопроцентное попадание?..»
Голова шла кругом, и Мисютину необходимо было с кем-нибудь посоветоваться. Под рукой оказался только я. Это – первая причина, объясняющая снизошедшую на моего сокамерника откровенность.
Но есть и вторая. В бандитской среде всегда существует культ силы. У этих людей в крови – подчиняться более сильному. Как в физическом, так и в умственном отношении.
Свое превосходство над Мисютиным я наглядно продемонстрировал, – и именно поэтому он пошел на сближение, стал рассказывать историю своей жизни.
«Его скудный мозг нуждается в подпитке извне, и эту подпитку придется обеспечивать мне».
Так наивно я полагал тогда.
Не менее наивен был мой сосед. Ведь он не предполагал, что очутился в этой камере только для того, чтобы познакомиться со мной. И суд неспроста оказался столь суровым, а только для того, чтобы принудить Барона искать пути сокращения назначенного «чрезмерного» и «несправедливого»
