возражать?
– Если мы промолчим, из теркома шею намылят, – хмуро ответил председатель профсоюзного комитета.
– Шея у нас крепкая, выдюжим. Действуйте, Григорий Федорович! – сказал Казаковский и обратился к собравшимся. – У кого есть вопросы к Фестивальной?
– Воздухоочиститель доставлен? – спросило Зимин, заместитель начальника экспедиции по общим вопросам.
– Вчера прибыл. Спасибо. Приступили к наладке.
– Как с наглядной агитацией по выборам в местные советы? – спросил Воронков, секретарь парткома.
– Все, что от вас получили, Геннадий Андреевич, используем. И своими силами делаем. В общежитиях, красных уголках. Приезжайте, посмотрите и подскажите.
– На следующей неделе ждите.
Больше вопросов не было. Казаковский придвинул микрофон:
– А у Фестивальной вопросы есть?
– Имеются. Очень нужен шифер. Заканчиваем своими силами детский садик.
– Мы же завезли вам шифер в начале месяца, – сказал веско Фроликов, начальник отдела снабжения, заглядывая в свои бумаги. – Дали сверх лимита!
– Два жилых дома покрыли тем шифером и гараж. Срочно нужен еще, – в голосе Коваля звучала просьба.
Требовать он не мог, поскольку свой лимит на дефицитные стройматериалы Коваль давно выбрал. Но продолжал строить. Казаковского это радовало – там, на Фестивальном, используя опыт Солнечного, с первого же дня ввели обязательную для всех стройповинность.
– Для детского сада найдем, – пообещал Казаковский, жестом руки останавливая возражения хозяйственника. – Еще вопросы есть?
– Пока нет, – ответил Коваль и бодро закончил: – Работаем!
Прошло ровно пять минут. Евгений, сделав пометки, перевернув страницу в своем журнале, произнес в микрофон:
– Озерная! Доложите о ходе работ. Три минуты.
– Трудимся по графику, укладываемся в сроки. На западе в долине реки Гайчан зацепились за рудопроявление. Приступили к изучению выявленной зоны шурфами и канавами, – начал докладывать начальник поисковой партии Борис Васильевич Миронов.
Докладывал он обстоятельно, и в его мягком приятном голосе звучала уверенность делового, знающего цену труда, опытного специалиста. Произнесенные им проценты и метры как бы обретали весомость и зримость, поскольку каждую цифру он подавал как-то выпукло, крупно, словно выводил мелом на доске.
Миронов был по-своему мудр. Казаковский знал, что тот любил поразмыслить о смысле жизни человека на земле, о его призвании, о внутренней основе, о мотивации поступков. И в то же время отличался скромностью и простотой. Умел держать себя и был, несмотря на внешнюю мягкость, волевым и кремнисто-твердым. В самых сложных ситуациях Миронов никогда не терялся, проявляя силу духа и личное мужество. И все это вместе взятое создавало ему определенный
