и, как со страху показалось Галке, готова была укусить, ударить копытом. От животного пахло неприятным запахом пота. Галка невольно съежилась, попятилась к краю ковра, косясь на лошадь.
А всадник, не слезая, громко приказал:
– Костер немедленно загасить!
Василий и таксист кинулись тушить костер, топтать огонь, который тихо расползался по высохшим стебелькам трав и, дымно чадя, ел глаза. Выходило это у них не очень ловко, поскольку оба изрядно выпили. Со стороны выглядели они очень забавно, и Галка, отойдя от навалившегося нежданно страха, громко засмеялась.
Человек в форме воспринял ее смех в свой адрес и с неприязнью выкрикнул:
– Чего разоржались? Счас штрафовать буду! Всех троих! За прямое нарушение! Летнее время, а они в сухом лесу огнем балуются! Да еще выпимши!
Штраф за всех уплатил Василий Манохин, отказавшись взять квитанции. Но человек в форме настоял:
– Бери и держи при себе. А то пошлю по инстанции на место работы. Тогда попляшете!
И повелел, чтобы поскорее выбирались из заповедной зоны, охраняемой законом. Попытки Василия уладить дело миром и угостить человека ни к чему не привели. Он отказался от налитого стакана, не взял «в подарок» и нераспечатанную полную бутылку марочного коньяка. Пришлось спешно собираться, сворачивать ковер, грузить в машину остатки провизии.
– И всю посудину! До одной! Чтоб ни склянки не осталось!
Когда выбрались из леса на магистральное шоссе, отъехали несколько километров, облегченно и шумно дружно вздохнули – ведь могло бы быть и хуже! А Галка снова залилась смехом:
– А рюмки-то… Рюмки и осколки остались! До ночи собирали бы!..
Жизнь снова стала веселой и радостной. У каждого остались одни приятные воспоминания. И не только о времени, проведенном в лесу, не только о пикнике. В душе сохранилось что-то важное и обнадеживающее. На поляне они находились недолго, около двух часов, но и за это время в каждом из них произошла ощутимая перемена: каждый сумел что-то отбросить – нудную заботу, тревогу о завтрашнем дне, едкое подозрение, неуверенность – и теперь был только самим собой, но в лучшем виде. Разговоры о Дальнем Востоке, о сказочном «валютном цехе», о добыче золота, о таинственном и загадочном минерале, очень ценном, возможно, как сама платина, с греческим названием, который не только легко произносить, но, как заметила про себя Галка, даже можно напевать, повторяя его, как имя любимого: «Касситерит, мой Касситерит!..» Разыгравшаяся фантазия, которая чуть приугасла с появлением лесного кордона, снова властно захватывала воображение, распахивала двери во что-то очень хорошее, как радужный сон, стелила красную ковровую дорожку в недалекое будущее.
Машина мчалась к Феодосии. Галка сидела рядом с Василием. Он нежно держал ее руку у себя на коленях, ласково поглаживая ее, часто поворачивался к ней, бросая влюбленные взгляды. У нее что-то ответно распахивалось навстречу его взглядам. Не влечение,
