день, из поликлиники беспокоят. Уж извините, беда у нас случилась.
– Чем вам баба Лена помочь может? – усмехнулась Ларионова. – Ей сто лет в обед.
– Карточку мы ее потеряли, – лихо стала врать я, – а врач приказал уколы старухе поставить. Назовите ваш адрес.
Если честно, то мое заявление выглядело совсем не правдоподобным, Рита могла спокойно спросить: «Откуда ж тогда знаете номер, если посеяли историю болезни?» Но девушка мирно отозвалась:
– Это нетрудно, записывайте.
– Дверь нам она сумеет открыть? – осмелела я.
– Так ведь я дома, никуда не собираюсь уходить, – пояснила Рита. – Не переживайте, впущу медсестру.
Ларионова не обманула – створка распахнулась сразу. Только в прихожей стояла не та девочка-подросток с кладбища, а незнакомая мне женщина лет тридцати, с очень бледным лицом и распухшим красным носом.
– Здравствуйте, – чихнула она. – Не бойтесь, это аллергия. Вот скрутило! Пришлось с работы отпрашиваться. Вы медсестра к бабе Лене?
Я сделала круглые глаза.
– Нет, ищу Риту Ларионову.
– Это я, – удивилась собеседница.
– Вы?
– Ну да. А что случилось?
– Вот этот бейджик ваш?
– Мой, – еще более растерянно ответила Рита. – А как он к вам попал?
– Лучше объясните, как он оказался вот тут, в кармане, – прищурилась я и потрясла перед лицом Ларионовой черной курткой.
– Вещь моя, но… – окончательно пришла в изумление Рита. – Ничего не понимаю!
– Хто тама? – прошамкало из коридора, и из темноты появилась древняя бабка, облаченная в бордово-красный байковый халат. На голове старухи сидела абсолютно неуместная шерстяная спортивная шапочка с надписью «Yes».
– Гости у меня, – заорала Рита.
– Хто?
– Ступай в свою комнату.
– Настюша пришла?
– Нет.
– Она зефиру купила?
– Нет, – кричала Рита.
– Чаво? – не успокаивалась старуха.
Ларионова поманила меня рукой.
– Давайте пройдем в мою спальню. Баба Лена противнее репейника, прицепится, не отодрать.
В просторной комнате с двумя окнами Рита сказала:
– Повезло мне с соседями! Видали бабу Лену?
– У вас коммунальная квартира?
– Угу, – мрачно кивнула Рита, – угадали.
– А звонок на двери один.
– Верно, только тут кроме меня такие кадры живут… – завздыхала Ларионова, – бабка почти невменяемая, у нее в мозгах суп-пюре, меня за дочь считает. Иногда, правда, головой потрясет и спрашивает: «Когда ж я тебя родила? От кого?» А затем снова забывает. Настя еще маленькая, мать у нее умерла. Вот они обе – старуха и девчонка – на мне и висят. И нести тяжело, и бросить невозможно. Так где вы мою куртку взяли?
– Нашла, – обтекаемо ответила я, – на кладбище, у могилы.
– Где? – поразилась Рита.
И
