Впрочем, скоро вы опомнитесь, но будет уже поздно. Так что до конца дней своих будете молить Господа, чтобы он отпустил вам ваши грехи…
Больше офицер не успел ничего сказать, потому как карающая рука революции остановила его сердце. Голос подал второй, который не упал после первого выстрела и, зажав рану на груди, продолжал тяжелым и ненавидящим взглядом смотреть на своих убийц.
– Идиоты! В лоб надо стрелять, в лоб!.. А то убивать не научились, а туда же…
«Видно, мы выглядели слишком жалкими, потому эти офицеры и смотрели на нас, как на дураков, позже переживая первую свою драму», – рассуждал Болохов. Хотя разве можно было лично его назвать новичком в этом деле, если учесть, что он почти пять лет перед тем только и делал, что убивал людей? Правда, то было на фронте, где убийство не считалось убийством – только битвой с врагом. Расстреливать ему не приходилось, ну а те, кому это делать довелось, рассказывали, что ощущения тут совершенно другие. Одно дело – уничтожить врага в бою, другое – стрелять в него безоружного, при этом нередко глядя ему в глаза. Потому-то часто и просили палачи приговоренных, чтобы те повернулись к ним спиной. Так легче, так не видишь, какую душевную боль испытывает человек перед смертью…
Но Болохов быстро вжился в новую роль, и если раньше, несмотря на то, что он считал свою профессию чрезвычайно нужной в данный момент истории, все же испытывал к ней некоторое отвращение, то теперь все это вошло в привычку. Он выискивал жертву, внедряясь во всевозможные антисоветские организации, а потом втихаря убирал ее. Втереться в доверие у него получалось довольно легко, потому как он обладал артистическим даром. А кроме того, он еще был прирожденным психологом, который умел расположить к себе людей.
Новое дело не могло не отложить на нем свой отпечаток, поэтому уже скоро из молодого студентика, которого в нем увидел тот ликвидированный им в Нарве офицер, он превратился в этакого заматеревшего циничного человека, которому мир стал казаться сплошным средоточием врагов, коих он должен был уничтожать.
Правда, после смерти «железного Феликса» – так они называли первого председателя ОГПУ – в их ведомстве пошли слухи, что в связи с качественными переменами в обществе закончится и эра тайных убийств, но этого не произошло. Напротив, политические убийства, а именно этим и занималась команда, в которую входил Болохов, приобрели больший размах. И теперь не только Европа – весь мир жил в атмосфере страха, опасаясь «руки Москвы». Ибо эта рука могла достать тебя всюду, будь ты даже на другом краю земли. Волны странных убийств, заказчики которых хорошо были известны, следовали одна за другой. «Летучие» группы чекистов появлялись внезапно и также внезапно исчезали. От пуль профессиональных убийц гибли члены воинских антибольшевистских союзов, гибли финансировавшие их деятельность банкиры, поддерживавшие их морально зарубежные политики, короче, все, кто так или иначе, наносил вред
