на него и продолжал отрывать куски булки, после складывая их мне в рот.
Солнце скользило по комнате, не задерживаясь особенно, ни на чем. В наступившей тишине, движение моих челюстей особенно выделялось. Врач что-то спрашивал о моей семье, но мне не хотелось отвечать. Я сказал только, что отец велел мне выполнить мое предназначение и отправил меня сюда, в это место. Отец велел мне принести себя в жертву. Врач, конечно, не стал понимать это буквально, связывая воедино, и профессионально структурируя мой бред. Ему казалось, что это самый, что ни на есть, правильный шаг.
– А ваша семья? – спросил я его.
– С ней все в порядке. – сухо улыбнулся врач.
– С ней? – переспросил я.
– С семьей, я имею в виду.
– Я подумал, вы говорите о женщине.
– Нет, о семье.
– А как же они? Они ведь погибнут, так же, как и все. Вся ваша семья.
– Никто не погибнет! – вспылил врач.
– Ладно. – Не было смысла сейчас переубеждать его. Нужно было время, чтобы он поверил мне. К сожалению, времени не было.
Во дворе снова собрались люди. Врач начал волноваться, услышав, что они стоят прямо под нашим окном. Очень громко что-то обсуждая, они передавали бутылку из рук в руки, споря о том, кто будет бросать.
Человек в кожаной куртке вырвал бутылку из рук одного из толпы, поджог ткань, вставленную в горлышко, и бросил прямо в окно нашей комнаты.
Врач следил, не отрывая взгляда, за траекторией полета бутылки. Что-то внутри него подсказывало, что бутылка попадет точно в окно, но он все смотрел, за тем, как она летит, словно комета с огненным хвостом.
– Уходите оттуда! – крикнул я врачу.
Встрепенувшись, доктор бросился к моей кровати и стал двигать ее к выходу.
Бутылка разбилась о стекло, охватив его прекрасным огненным приливом. Откинув голову, я смотрел с удовольствием, как огонь постепенно, переходит внутрь комнаты.
Кровать оказалась слишком тяжелой и единственное, что оставалось врачу – это отвязать меня.
Он взялся за одну простынь, что держала мою правую руку, и посмотрел пристально мне в глаза.
– Не сейчас. Я сделаю это не сейчас. – Успокоил я врача.
Услышав то, что хотел, доктор отвязал все простыни, скручивавшие мои руки. Для него все узлы были знакомыми, тысячу раз, он видел такие на своих пациентах, на пациентах своих преподавателей, в учебниках. Огонь уже подступал к моей кровати.
– Доктор! Помогите! – кричал я врачу.
Он, верно, забыл, сколько я пролежал без движений, потому безо всякой мысли бежал прочь из комнаты. Услышав меня, он вернулся и взял меня под руку.
Медленно, осторожно, мы выбрались в дядину комнату. Врач закрыл за мной дверь. Мы оба, в этом я точно уверен, понимали, что все кончено. Теперь-то, он не сможет отрицать ничего.
– Вы же понимаете, что это конец? – спросил я, с огромной болью разминая руки и ноги.
– Ничего
