с этими толпами, я была бы рада. Ненавижу аэропорты!
– Правда? А мне нравится.
Хедли показалось, что он опять дразнит ее, но Оливер был вполне серьезен.
– Здорово, когда ты уже не здесь, но еще не там. Ждешь своего рейса и больше никуда не должен спешить. Просто… в подвешенном состоянии.
– Это, наверное, неплохо, – тут же отозвалась Хедли, теребя алюминиевое колечко на банке с содовой. – Если бы не столпотворение…
Оливер оглянулся через плечо.
– Ну, не всегда же здесь такая толкучка…
– Для меня – всегда.
На табло замигали зеленые надписи – отмена или задержка рейса.
– Еще есть время, – заметил Оливер.
Хедли вздохнула:
– Знаю, просто я как раз опоздала на свой рейс. Получилась вроде как отсрочка казни.
– Какой рейс, предыдущий?
Она кивнула.
– А свадьба когда?
– В полдень.
Оливер поморщился:
– Трудно успеть.
– Я так и поняла. А когда та свадьба, на которую ты едешь? Он отвел глаза.
– В два нужно быть в церкви.
– Значит, успеешь, все нормально.
– Угу, наверное, – отвечает он.
Они сидели и молчали, уставившись в стол. Приглушенный звонок. У Оливера в кармане! Он вытащил мобильник и напряженно посмотрел на него. Телефон все звонил и звонил. Оливер вскочил, словно приняв какое-то решение.
– Надо все-таки ответить. Извини, – сказал он, отходя от стола. Хедли помахала рукой:
– Ничего страшного, иди!
Он, сгорбившись, пробирался между столиками, прижимая телефон к уху. От этого он казался совсем другим, словно бы не тем Оливером, с которым она только что разговаривала. Интересно, кто ему звонит? А вдруг это его девушка – умная, красивая студентка Йельского университета? Она носит стильные очки и темно-синий пиджак. Она-то ни за что не опоздает на самолет на четыре минуты!
Хедли сама удивилась тому, как энергично отпихнула эту мысль куда подальше.
Не позвонить ли тоже? Сообщить маме о замене рейса. Но от воспоминания о том, как они расстались, у нее начало неприятно сосать под ложечкой.
До аэропорта они доехали в каменном молчании, а потом еще и обвинительная речь Хедли прямо на стоянке. Да, иногда ее заносит, и папа часто шутил, что она родилась без фильтра. Но разве можно требовать от человека разумного поведения в тот день, которого боишься уже чуть ли не полгода?
Хедли уже с утра проснулась в жутком напряжении. Шея и плечи затекли, в затылке билась тупая боль. Не только из-за свадьбы и предстоящей встречи с Шарлоттой, о которых она всеми силами старалась не думать. Просто она прекрасно понимала, что в эти выходные их семья официально прекратит свое существование.
Хедли понимает: жизнь – это не фильм студии «Дисней». Родители не сойдутся снова. По правде говоря, ей этого уже и не хочется. Папа, как видно, счастлив, и мама вроде тоже не страдает.
