старинного слова «ляд» даже зажмурился.
– А хочется – и все!
– Овцы с баранами и без вас шерсть нарастят. А у нас в «Ромэфире» – потрясающее научное открытие зреет. Под будущее это открытие я сейчас по Европам и Америкам денежки собирать и еду. А вы… Вы просто обязаны нам помочь!
– Как же я помогу, когда сам гол как сокол? Ни кола, ни двора, ни мохнатой лапы в министерстве…
– Так это временно, временно! Все у вас будет. И копеечка заведется. Ну, мне пора… Вернусь – все по местам расставим. Только дождитесь меня!
Селимчик сунул мне в руку сложенную вдвое записку и, помахивая изящной велосипедной сумочкой, которую в народе грубо и безосновательно зовут «пидораской», удалился.
Вторая Овражья
Ветер осени, безобразивший три дня подряд, внезапно стих.
Наслаждаясь безветрием, я минут через десять уже входил в дом на Второй Овражьей.
Дом, как и гостиница, был двухэтажно-деревянный, но с мансардой и наличниками по второму этажу. Особенность дома была в том, что на нем крепились сразу три спутниковые антенны. Кроме того, он был глубоко задвинут в яблоневый, еще не пожелтевший, а вполне себе зеленый сад.
Никакой охраны на входе не было, вместо нее стоял, согнувшись в три погибели, деревянный сатир с обломанным рогом, лицемерной мордой и выполненный почти в натуральную величину.
Директор Коля принял даже ласковей, чем обещал Селимчик. Все благоприятствовало началу нового витка трудовой деятельности. Сунув нос в Селимову записку, в которой было всего два слова: «Возьми его» (по дороге прочел, не удержался), Коля тут же, без проволочек, принял меня на работу, причем сразу старшим научным сотрудником.
– У вас что – с кадрами тугезно? – поинтересовался я.
– В смысле – togethеr? Да, слабовато у нас с кадрами, – признался Коля и подул поочередно на пальцы обеих рук, словно пытаясь сбить с них дыханием невидимые чернильные капли.
Мне показалось, Коля врет, и я рубанул прямо:
– Вы меня тут, случайно, не расчленить собрались?
– Ну зачем же так! К расчлененке мы отношения не имеем. У нас – научно-производственный комплекс, и работаем мы с чистыми, я бы даже сказал, с возвышенными материями! Просто уж очень вы Селим Семенычу приглянулись.
Легонький как былинка директор вскочил и, подойдя к одному из трех узких и высоких окон, поманил пальцем к себе.
Я подошел. Коля указал куда-то вдаль, за Волгу.
– Видите, как летит ветер? – спросил он заговорщицки.
Я пожал плечами:
– И видеть не вижу и слышать не слышу. Окно-то у вас закрыто!
Я потянулся к створкам. Пора было глотнуть свежего воздуху.
– Не открывайте окно! – Коля удержал мою руку. – Вы должны научиться видеть ветер. Это как раз и будет вашей основной обязанностью, помимо всяких там замеров и регистраций. Видеть не только, как ветер гнет деревья! Видеть саму материю
